Темы для своих песен нахожу в окружающей нас жизни. Вот хотя бы «Песня о доброте». Главная ее надежда, что на свете никогда не переведутся люди, которым легче принять удар на себя, чем ответить на него. Знаете, как мы иногда бываем несдержанны в авральных ситуациях. Особенно когда это можно оправдать срочностью или сложностью работы. А вот в нашей проектной мастерской работал старшим техником пожилой, спокойный человек — Зиновий Иванович Королев. Ни на кого никогда он не повышал голоса. Зато мы, молодые его «начальники», в пылу работы могли и прикрикнуть: в такие минуты не следишь за тоном своих слов. А он посмотрит в глаза и промолчит. И так становилось гадко на душе — обидел беззащитного. Это ощущение вины подолгу жгло, мучило. С тех пор боюсь в запальчивости сказать кому-нибудь обидные слова. Хорошо, если взорвутся в ответ. А если безропотно снесут? 1986, Сочи Песня о дружбе Народ — он вечно чего-нибудь хочет и вечно про что-нибудь да поет. Но песня, что в горле сейчас клокочет, — не про поющий ее народ. Ждет микрофон, выгнув чуткий носик, все. Вы похлопали — и домой. А кто-то в портфеле меня уносит и ночью склоняется надо мной. Дремлют под снегом еловые лапы, за стенкой ворочается жена. В зеленом свете настольной лампы он бдит надо мною, ему не до сна. Он каждую букву во мне изучит — отдельно текст, отдельно подтекст, что мне неясно — то он озвучит и выявит голос — этих, ну, «тех». И потянувшись длинно и вкусно, — почти окунется в приятную лень. Теперь, когда отдана дань искусству, — на отдых. Ведь завтра — рабочий день. А утром я предстану пред очи — лицо в улыбке, хороший рост. (Сердце опустится, но не очень.) Приятный голос. Первый вопрос. «Рад познакомиться, много слышал, свидеться, жалко, не довелось. Ну так что там такое вышло? Ай-яй-яй! До седых волос. Спели, выходит? А стоит ли, право? И так ли для вас эта песня важна. За правду? А мы что же — против правды? Вопрос — кому эта правда нужна!» И льется беседа, и вьются кольца, и на часах уже скоро шесть, посмотришь сбоку — друзья, да и только! А если вдуматься — так и есть. Повязаны делом, а это немало! Ну разве в меня так вникает еще хоть кто-нибудь из профессионалов (любители в данной игре — не в счет!) Опять же — собрание сочинений — жалко, конечно, что не для всех! — зато без редакторских изменений — академическое! — в досье. Ну пожурят. Замолчу на годик или на пять — не об этом звук! Время уходит, люди приходят и снова на сцену меня зовут. На ту же самую, между прочим, — Дворец работников МВД. И платят вполне, хотя и не очень (но больше зато не зовут нигде). Ну до чего же замысловато закручено в жизни — куда там стих! Они на мне получают зарплату, а я свою получаю от них. И в век наш, атомно-электрический, я заявляю, как должно быть: в дружбе — основа экономическая, и в этом меня не сбить. 23–24 ноября 1982 Песня о единстве и борьбе противоположностей
Подозрительно подозрителен стал к себе, и себя ловлю: ненавижу вот победителей, а проигрывать не люблю. Вот, к примеру, — пишется вечером, а чертовски хочется спать. И опять же — противоречие. Диалектика — наша мать! Как ни плюнешь — все рядом сходится: и бессонница, и понос. Если где-то промчалась конница, значит — где-то лежит навоз. Пусть с женою я в добром плаванье, пусть в чужую жену влюблен, — исключения — те же правила, я укладываюсь в закон. Так все в мире взаимосвязано, не поверите — резонанс: «Чтоб ни грамма», — мне было сказано, — и как раз у меня аванс. Предусмотрены изменения, и картина всегда проста: если где-то рост населения, значит, где-то — падеж скота. Школьный курс грызя с тихой скукою, был я гладкий в нем, как плафон. А теперь все той же наукою досконально я объяснен. Здесь охвачены все чудачества, и любая сложность ясна, даже низкое наше качество и высокая госцена. Просто мыслить надо логически, не упрямиться, как ишак. И наука диалектически тоже сделала новый шаг. И пускай враги удивляются — им на слове нас не поймать вечно движется, развивается диалектика — наша мать! 29–31 марта 1974 Песня о неунывающем пассажире Я еду на автобусе, а путь мой так далек. Мои густые волосы тревожит ветерок. Какие планы — Господи! — теснятся в голове — я скоро человечеству открою к счастью дверь. Свобода где-то около, буквально за дверьми, и герценовский «Колокол» в груди моей звенит. Как видно, звон услышали, и, видно, он мешал — покинул я автобус, исполнив антраша. А я опять в автобусе, и путь еще далек, мои седые волосы щекочет ветерок. И, мудрости исполненный, по сторонам смотрю и опыт примирения любому подарю. В природе равновесие ищу и нахожу и на соседей искоса внимательно гляжу. Но нет — увы! — активности в позиции такой, и хоть без акробатики, но я на мостовой. А я опять в автобусе, и путь еще бежит, и ветер гладит лысину — все так, как надлежит. И я не кукарекаю — тем более закат, как все, бросаю гривенник, кладу в карман пятак, как все, читаю новости, как все, «Зенит» люблю и из газет подробности о жизни узнаю. И дышат оптимизмом на мне черты лица, а это верный признак, что доеду до конца. 5 октября 1976 |
