Задумчивая песенка Сколько названо дорог твоим именем! А иначе я не мог — ты пойми меня. Десять заповедей мне, а тебе — одна… Силуэт в седом окне — чья же тут вина?! Впрочем, это все пустяк — что вину считать! Столько ждали не шутя — можно в шутку ждать… Я скажу: «А я хочу!» Ты кивнешь: «Валяй!» Я под горочку качу, словно тот трамвай. Я к кому-то подойду, приласкав букет. Клином — клин, а дурью — дурь, — я скажу: «Привет!» Мой ответ — ее вопрос, — мостик выстроен. Портсигар мой папироскою выстрелит. Спросит: «Любите цветы?» А я люблю траву… И зачем я с ней на «ты»?.. И куда зову?.. И опять я не про то! Снова тру виски… Мы пошли своим путем, но это путь тоски… Сколько названо дорог твоим именем! Но всему выходит срок — ты прости меня… 15 октября 1965 Зачем опасные слова? Зачем опасные слова? «Любовь» — банальна и некстати. И чтобы меньше рисковать, переведем в разряд симпатий. Себе скомандуем «отбой», и повернут послушно ноги. Залечим мылом и водой рук исцелованных ожоги. Укрывшись стеклами квартир, Переоценим увлеченья. А Время — Вечный Ювелир — бесшумно вытравит сомненья. Ты понесешь меня во рту, легко грызя, как шоколадку. Заметишь фантик на лету, а после скажешь — «было сладко». 13 мая 1964 Здрасте, Марина! Вот время нашел — звоню! Здрасте, Марина! Вот время нашел — звоню. Предлагаю одновременно выйти на нашу общую авеню (впрочем, учтя, как она шустрит, — это все же скорее стрит). Я надеюсь, меня простил бы поэт, придумавший этот стиль. Тем более — так уж Господь положил — стрит — та самая, где он жил. И в русской поэзии один, между прочим, разглядел — даром что сам еврей — под вывеской какой-то случайной молочной коричневые, представьте, крылышки дверей. И не только — он много чего вмещал в разглядыванье дерева или там лица. Жаль — избыток юмора помешал разглядеть все именно здесь и до конца. А впрочем, над Сеной, Гудзоном и Темзой он занят все тем же. А мы, разглядывая его стихи, сами себе отпускаем грехи, ибо, плотно усевшись в лужу, видим, что, в общем, других не хуже. Просто он говорил, что мокрое — мочит, а мы принимаем это, как и ждут от нас, — молча. Сами видите — такой разговор требует выхода на оперативный простор. 21 июля 1985 Зимний сон
Белая, как сон, во сне моем бежит дорога. И светла она, и от нее земле светло. Только иногда во сне догадкой сердце дрогнет — это ж снегом черную дорогу замело. Все белее сон — ни пятнышка кругом, ни тени, хоть сначала жизнь пиши, а вот и край листа. Так с чего ж начнем, на белые упав колени, белою рукой по белым проведя вискам. Сон такой, что можно краску выбирать любую и любого цвета вычертить себе судьбу. Оглянусь на все, чем жил, и вдоволь налюбуюсь, руку с кистью наугад макнув куда-нибудь. Легкие штрихи один с одним ложатся рядом: вот мой дом, семья, а вот они — мои друзья. Вот страна, вобравшая и боль мою, и радость. И, конечно, тот, стоящий сбоку, — это я. Как подробен сон и как он скуп на перемены — ни лица, ни точки лишней здесь не посадить. Прожитая жизнь — она одна и непременна. А судьба — как раз и есть все то, что позади. Южный ветер налетел, дыша теплом и гнилью, и растаял сон, и обнажил дорогу снег. Цвет руки, одежды цвет — такие, как и были. Только цвет волос таким остался, как во сне. 29 октября — 5 ноября 1979 Зимняя песенка Я к тебе под одеялом прижмусь, то ли радость это мне, то ли грусть, я застывшею дотронусь ногой до тебя, а ты горяч, как огонь. Только что ты все спиной да спиной, будто в самом деле мне неродной. А будильник все по кругу бежит и круги метает, будто ножи. Ах, да это я смеюсь — не сердись! Я усну, а ты мне ночью приснись. Ты все спишь… Ну, значит, все обошлось. А со мной — так это просто нашло. 15 января 1966 |
