Ну так что там — о желтой ромашке… Ну так что там — о желтой ромашке, о минутной печали без слов, о словах — как сухие бумажки, о бумажках на спинах мостов, о мостах — как сведенные руки, о руках — как немые глаза, о глазах — семафорах разлуки… кто-то должен про это сказать. О бумажных корабликах в море и про девочек возле перил… Будет буря… С ней слабый поспорит. Сильный бурю — благословит. 12 января 1966 О гармонии природы Как румяные оладьи, в небе облака. Ветерок их нежно гладит, треплет за бока. Солнце маслит их лучами, греет на огне. Все в природе чрезвычайно симпатично мне. Гармоничные барашки млеют на лугу. И, естественно, ромашки есть на берегу. Там погадила корова — здесь растет трава. Это подтверждает снова: жизнь — она права. Сыто катят свои воды реки в глубине. Есть гармония в природе, есть она во мне. Январь 1972 Обеденный перерыв Ботиночки дырявые, от сырости дрожу и пальцами корявыми узоры вывожу о-о-о-ох! да на асфальте. Тихонько дождик сыплется за шиворот ко мне, троллейбус не торопится, а капли на спине о-о-о-ох! уже согрелись. Я сам себя баюкаю — «Хорошенький ты мой, нельзя же все с наукою, шагал бы ты домой о-о-о-ох! с одной из этих!» Но с этой не получится, а дома есть обед. Но дома нет попутчицы, а здесь обеда нет. О-о-о-ох! как надоело! Ох! пришел троллейбус. 21 сентября 1963 «Обеденный перерыв» — это о работниках регулярного рабочего дня, которые живут так близко от работы, что не знают, куда себя деть в обед: то ли пойти домой пообедать, то ли тут в пинг-понг поиграть. Короче, у них есть возможность выбора, и это обстоятельство их сильно мучает… Фишка не получилась. Но я появился. 1978 Объяснение «Как много тебе дано! — она мне сказала так, — что сколько ни взять — все равно — для целого это пустяк. А мне так мало дано, — нельзя же все одному: возьму хотя бы одно — тебя у тебя возьму». — А что ж тогда будет мне? — «Чудак, тебе буду я! Ты мой — это как во сне. Как сон — это я твоя». — И ты, значит, будешь мной? А я тогда буду кем? «Ах, глупый ты, глупый мой! А ты тогда будешь всем!» Вы думаете — слова? Я был и землей, и травой, и небом — пусть иногда, — и только не был собой. 14 ноября 1968 — 16 марта 1977 «Объяснение» — песня-диалог. Песня довольно больная. Прожито. Как чувствовалось, так и написалось, а музыки была написана потом, пришла сама. Визбор говорил: «Спой мне ковбойскую…» — «Но у меня же ковбойских совсем нету». — «Ну как же, такой блюзик…» Надо же, ковбойская, — я так не воспринимал ее.
1989 Олененок Ну что ты, олешек, ну маленький, что ты? Лиловый зрачок настороженно жив, и на отражениях крошечных сосен мое отраженье пугливо дрожит. Дрожат, упираясь, высокие ножки, а нежные ноздри вбирают меня. Не надо бояться, не надо, хороший, — все это когда-то придется принять. Придется поверить, безумно рискуя, и в руки, которые могут дарить, и в губы, которые только целуют. А страх и желание — не разделить. Что делать, малыш, мы похожи немного: я тоже дикарь, непривычный к рукам, мне тоже, себя донеся до порога, последнего шага не сделать никак. И словно решив: если хочет, пусть губит, — как будто в полете над темной водой, он вытянул тело, и влажные губы покорно легли на сухую ладонь. 20–21 октября 1975 Осенние мотивы В восемь утра — торопливый набат. Кофе кипит быстрее. Блеклые пятна белых рубах под загорелой шеей. Небо спокойное, словно фон, не оставляет тени. Кто-то уверенно и рывком будто очистил стены. Мягкие кольца серых мостов — камень к воде притесан. Верные жены из отпусков заботятся о прическах. Геометрические тела, названные домами, линию держат с угла до угла, четкую, как подрамник. Грузовики выезжают с дач, вздрагивая посудой. В городе взрослых детский плач вновь поселяет утро. В горло ползет сигаретный дым, смешиваясь с ангиной. Предусмотрительные сады желтым кутают спины. 18 августа — октябрь 1966 |
