Песня про парашютиста Распахнуты люки, и ветер в лицо. Привычные руки находят кольцо (вот в том-то и дело — находят кольцо). Толчок — и расцвел над тобой парашют. На поле толпа — репортеры снуют (вот в том-то и смысл — репортеры снуют). Потом — как в романе с удачным концом: лицо на экране, на шее — кольцо (вот в том-то и дело — на шее кольцо). И вдруг ты решился ремни отстегнуть, и дверцу откинуть, и просто шагнуть (вот в том-то и смысл, чтобы просто шагнуть). По-новому ветер чеканит лицо, а руки по-старому ищут кольцо (вот в том-то и дело — все ищут кольцо). 15 марта 1964 «Песня про парашютиста» написана сразу после беседы с Булатом Окуджавой. Желание внести в песню ясность и простоту. Песня о риске. 1966 Песня прощания Вот волосы твои… вот шея… ноги… Нет, я не буду!.. Кончим этот цирк! Еще немного — ну совсем немного — немного — надо, чтобы я отвык… Отвыкну я… Отвыкнешь ты… Так будет. И песенка — старинная как мир, все про одно, все про одно… О люди!.. Я скучен — потому тебе не мил. А как немилый может быть нескучным?.. Вот круг замкнулся… Правда, я умен?.. И оттого — скучнее вдвое… Но разучим, разучим оба несколько имен, два-три названья: «милый», «дорогая»… и будем беспрестанно повторять: «Ты — дорогая, нет, ты не другая», и «милый» — я, когда — немилый я. Давай поверим, что слова… поверим, что все слова… поверим, что не лгут… Давай запомним звук соседней двери. Давай запомним волосы на лбу… Давай запомним. Нам ведь есть что помнить… Тягучие движения твои… И песенки поет какой-то комик, и говорит, что это — о любви… Слова, слова… Как много говорю я. Тебе — зачем? Себе — подавно зря… За первой правдой — вечно ждем вторую… И за окном — поддельная заря. 20 мая — июль 1966 К «Песне прощания» вначале были написаны слова, потом к ним долго подбиралась мелодия. Любопытно вспомнить, что вначале эта песня создавалась как задание на тему о прощании. Мне любопытно было проверить, смогу я сделать профессиональную песню, вернее, профессиональный стих… Вот такой вполне законченный, на заданную самому себе тему. Впоследствии оказалось, что замысел увлек меня сильнее, чем я предполагал, и, в общем, как всегда, получилось все свое.
1967 Песня счастливой любви Чуть пригашенные ресницами, били синие, били стрелы. Солнце вспыхнуло между лицами, не сгорая оно горело. Губы плавились охладелые, и, как в старом, старом предании, — моя девочка, моя девочка, как Ромео, я жду лобзания. Моя девочка, моя девочка, моя девочка… Словно гром прокатился по небу, пробежали по телу пальцы, губы поняли, руки поняли, унося это знанье дальше. И томило оно, и медлило, раскрывая себя навстречу, — моя девушка, моя девушка, добрый день тебе, добрый вечер. Моя девушка, моя девушка, моя девушка. Нет покоя, кроме желанного на единственной, в локте согнутой. пахнет клевером, пахнет яблоком это тело и эта комната. И сияющие и вечные — две звезды надо мною добрых. Моя женщина, моя женщина, мне удобно, мне так удобно!.. Моя женщина, моя женщина, моя женщина! Июнь 1970 — 3 января 1971 «Песня счастливой любви» очень проста, в ней нет второго плана. А счастье, по-моему, вообще вещь глупая. Только горе делает человека глубоким, прозорливым. 1989 Письмо Белый ствол березы, белый снег качаясь, белый лист бумаги падал — на сырые листья, на затихший город, на ковер зеленый — на пол. В длинном поле ветер, ветер ветку носит, носит и, наверно, сломит. В маленьком конверте уверяет, просит, ничего, видать, не помнит. Обойми руками зябкую осину, — что она тебе нашепчет: «Виноваты сами — сами напросились». Но от этого не легче. Белый ствол березы, белый снег качаясь, белый лист бумаги падал — на сырые листья, на затихший город, на ковер зеленый — на пол. 10–20 октября 1967 |
