— Я гляжу, вас еще не отпустило. — Сочувственно вздохнул наемник. — Ну, ничего, время у нас есть. После такого богохульства с кладбищем вас еще долго с вилами будут искать. Так что сидим тут.
— Мы, и правда, вырыли труп. — Без эмоций выдал Гаррет. — Твою мать.
— Если бы труп! — Хихикнул Хмель. — Вы же почти все кладбище перерыли!
— Зачем?!
— Дети мои, чего по пьяни не сделаешь?
— Ладно, а это что за дерьмо? — Рут пнула сапогом качнувшуюся руку.
— Не называй ее так. — Мигом посуровел Хмель.
— Ах прости, если я задела твои чувства! — Огрызнулась Рут. — Но, судя по запаху, эта кучка говна разлагается уже месяц, поэтому не сочти за труд вытащить ее и закопать подальше!
— Она останется здесь. — Железным тоном отчеканил наемник. — Из-за вас нас ищут! Так что сидите тихо.
— Тогда помоги нам подняться. — Прокашлялся Гаррет. — И так блевать тянет, а тут еще эта…
— Нет уж, сидите там. У нее гнойная смердь.
Осознание того, что сказал Хмель, дошло до Рут не сразу. А когда дошло…
— Как это гнойная смердь? — Спросила она потерянным голосом.
— Ну, это еще неточно. — Поспешил успокоить варварку наемник, сам испугавшийся так обыденно прозвучавших грозных слов.
— Что еще за смердь? — Не понял Гаррет. — Я людскими болезнями не болею!
— Все равно сиди там. Останься с Рут. Сам ты, может, и не болеешь, зато заразить можешь и меня, и Герка.
— И Герк здесь? — Как-то слишком спокойно спросила Рут, глядя на покрытую язвами руку, из которых сочился гной.
Захотелось наступить на тонкие пальцы, смять, раздавить сапогом, истереть в пыль, чтобы и праха не осталось от смертельной заразы.
— Я сейчас очухаюсь и нагну вас обоих, и тебя, и Герка, если ты живо не вытащишь меня из этого отхожего места! Клянусь хвостом Сатаны, не найдется ни одной продолговатой деревяшки в этом сарае, которую я не запихну вам в задницы до тех пор, пока они не начнут сыпаться изо рта!
— А я всегда знал, что демоны мужеложцы, чего бы ты там не врал, что нет. — Хихикнул Хмель, но все же протянул руку и легко подтянул демона наверх сквозь дыру в потолке.
Гаррет дрыгнул ногами и мигом оказался наверху.
— О блаженный свежий ветер! О аромат горных заснеженных вершин! О легчайший морской ветерок, овевающий деревья!
— Заткнись или я сейчас подпущу тебе другой ветерок. — Пригрозил Хмель, глядя вниз на совершенно каменное лицо Рут.
Варварка молча отошла подальше от трупа и села лицом к стене, скрестив ноги. Потом легла на бок, словно повалившись, и застыла. Гнойная смердь была страшной болезнью, уносящей жизни целых селений. От нее спасались, сжигая трупы и дома, и мало кто выживал, заразившись. Раньше Рут не боялась никаких болезней, потому что рядом были сестры, и там, где не справлялась лекарка, в дело вступала ведьма. Иной раз платой за жизнь страшно израненной Рут были жизни ее варваров. Без них войско могло прожить, а без Тринидада — нет. Тогда Рут была особенной. А теперь ей предстояло заживо сгнить рядом с протухшим куском мяса.
— Ты хочешь есть? — Спросил сверху Хмель.
При мысли о еде сразу затошнило. Рут провалилась в сон, чтобы ничего не видеть, не слышать и не быть.
Проснулась она от звука стукнувшего об пол ведра, спускаемого на веревке. Следом полетела тряпка и кусок мыла. В этот раз сознание было гораздо более ясным и до отвращения бодрым. Запах гниения пропитал уже все маленькое пространство подвала. Рут коротко выматерилась, насколько хватило воздуха, и задышала ртом.
— Есть будешь? — Спросил сверху Хмель.
Вместо ответа варварка скрутила из пальцев энергичный жест.
— Понимаю, не розами, пахнет, конечно. — Сочувственно покивал наемник. — Но ты помой ее.
— Я?! — Поразилась Рут. — Эту дрянь? Зачем еще?! Может ты мне спустишь топор, а я разрублю ее на мелкие кусочки и сожгу?
— Слушай, Рут, мне ты можешь говорить, что хочешь, но при Герке вот так не надо. Он и так сам не свой.
— Етить твою мать конем ледей, Хмель! Я тут сдыхаю, и мне плевать на Герка, на тебя, и на все долбанное королевство!
— Я, что ли, заставил тебя ее красть?! — Заорал вышедший из себя наемник. — Зачем вы вообще потащились в башню?!
— Я не помню!
— Дери тебя демон!
— Я согласен. — Послышался голос Гаррета. — Когда начинать?
— Ты тоже заткнись и жри молча! Бесите меня оба! Рут, быстро окажи женщине помощь и хватит скулить!
— Какой еще женщине? — Не поняла Тринидад, подавляя желание запустить в Хмеля ведром. — Этой что ли? На кой ей помощь?! Если Герку так приспичило ее похоронить красиво, пусть сам ее обмывает, заодно и полапает!
— А если она очнется?
— Кто? Эта?!
— Это что, не труп?!
По потолку быстро простучали шаги, и рядом с головой Хмеля возникла голова демона.
— Пока нет, но будет, если что-то не сделать. Зря вы, что ли, ее крали?
— То есть, это не труп?!
— Это мы ее украли?!
— Нет, это не труп. — Терпеливо разъяснил наемник. — Это леди Лависса. Она пока жива, но… сами видите.
— Тогда кого мы украли с кладбища? — Не понял Гаррет.
— Или этого не было? — С надеждой спросила Рут.
— Было. Рут, во имя Утешающей, займись леди или труп тут наконец-то будет. А после я все расскажу.
Варварка осторожно подошла к лежащему телу, будто каждое резкое движение могло убить ее. Потом вспомнила, что с больными гнойной смердью достаточно было просто находиться рядом, чтобы заболеть, и, стало быть, уже поздно чего-то опасаться. Дикарка не была брезгливой, но против воли морщилась, разворачивая тряпичный кокон, в который было завернуто легкое костистое тело. Хмель спустил ей мешок, и Рут запихала в него все обгаженные тряпки, мрачно представляя, как они будут гореть.
— Никогда не думала я, что леди могут так смердеть.
— Посиди пару лет в башне, еще не так засмердишь.
— Я бы разбила себе голову о стену. Повесилась бы на цепях. Наелась бы камней. Разозлила охранителя. Да во имя Творящей, я бы согласилась дать лорду…
— А потом прирезала бы его брачной ночью, знаем-знаем. — Влез Гаррет.
— А сколько песен про то, что у ледей дыхание пахнет розами. — Не унималась Рут. — Что испражняются они фиалками, а мочатся душистой водой. Что сморкаются сладостями, а их пот можно слизывать вечно…
— Это что это за песня такая?
— Я петь не умею. — Открестилась Тринидад, намочив тряпку и осторожно проводя по телу леди, боясь неосторожным движением порвать ей кожу.
На живую она была мало похожа, неудивительно, что варварка приняла ее за труп. Дурацкая песня вертелась в голове, ее сочинил пьяный Хольт, а наутро услышав, ужаснулся, но было уже поздно, она разлетелась по всему лагерю.
Наполненные желтым гноем гигантские волдыри на теле леди не хотелось ни то что лизать, а даже и представлять, но Рут упорно прокалывала каждый ножом и выдавливала гной, как учили лекарки. Плохо было то, что нельзя было искупать леди в бадье с отваром трав и жечь рядом смеси из цветов и листьев, чтобы дышала. Только молиться, что Рут и сделала, закончив почти бесполезную работу.
— Услышь, услышь меня Утешающая, милосердная великая Богиня. Исцели это тело, ибо силы его иссякли, и спасет его только твоя милость. Не погуби страдающую жизнь, не дав отведать радостей плоти. Дай крепость костям, течение крови, ясность глазам, подвижность членам. Не дай умереть на вонючих тряпках, разреши дожить до последнего боя…
Это уже никуда не годилось. Молили о смерти в бою только сумасшедшие варвары, а не нежные леди. Да и сама молитва была плохой, не было в ней должной силы и страсти. Разозленная Тринидад с удовольствием придушила бы леди, вместо того, чтобы возиться с ней. А еще с большим удовольствием она придушила бы Хмеля. Даже отец никогда на нее не кричал. Так что сейчас Рут готова была плакать от злости.
Хмель и Гаррет о чем-то разговаривали наверху, слов было не разобрать. Рут прикинула, что если как следует разбежится и подпрыгнет, то достанет до края дырки в потолке. А там можно подтянуться и выбраться, а с леди пусть ковыряется Герк, если ему так хочется. А Хмеля и Гаррета — демону под хвост. Пусть попробуют ее найти в лесу, если смогут. Надо только дождаться, пока все уснут.
