И это не шедевр, вы скажете? А как вам нравится, что герой этой песни — в Крыму — родную Украину позабыл?! Ой, даже говорить об этом неохота. Чего же ты, Никита, натворил…
И ещё. В Зимнем, конечно, не кадет убивали, а юнкеров, хотя в сущности разница и небольшая: юнкера это воспитанники высших военных училищ, а кадеты воспитывались тоже в военных училищах (корпусах), но — средних. Кадетских корпусов числом было много больше, оттого кадетов и знали шире. Была даже дразнилка: «Кадет — на палочку надет!» А это уже свидетельство определённой популярности. После манифеста 1905 года, давшего свободу, возникли политические партии, в их числе — конституционные демократы, сокращённо — кадеты. Так что к семнадцатому году понятие кадет в народе вовсе смешалось: кадет и белый (белогвардеец) сделались равнозначны. И в общем-то, по сути, народ был прав. Только ни кадет, ни юнкеров «Аврора» не убивала, единственный выстрел её, как потом выяснилось, был холостой.
* * *
С целины нас вывезли в начале ноября. На грузовиках тронулись к железной дороге, и нашим прощальным взорам открылся предсмертный пейзаж: громадные и бесконечно уходящие за горизонт бурты пшеницы, принакрытые снегом. А после нас там никого уже не оставалось.
ЗАПИСЬ БЕСЕДЫ СОВЕТСКОГО ПОСЛА В ЛИВАНЕ С ПРЕЗИДЕНТОМ ЛИВАНА К. ШАМУНОМ
2 ноября 1956 г.
Секретно
… Затем Шамун заговорил о необходимости оказания Египту срочной материальной помощи. Он сказал, что в начале военных операций египетская авиация действовала против Израиля очень хорошо. Однако сейчас наблюдается явное превосходство англо-французской авиации, и египтяне практически не оказывают никакого сопротивления в воздухе. У Шамуна создалось впечатление, что Египту не хватает подготовленных военных лётчиков. «Булганин и Хрущёв обещали нам, что Египту будет оказана помощь добровольцами…», — заявил Шамун.
Теперь мы ехали с комфортом. Мы даже не поверили глазам. Нам подали состав из новеньких, только что заведённых тогда цельнометаллических вагонов. Там над нижними полками сияли узкие продолговатые зеркала, а для взбирания наверх имелись аккуратные, в размер ноги, ступенечки. Никто из нас не вспомнил даже, что в поездах бывают одеяла и матрасы — так было хорошо. К тому же мы получили деньги — солдатское довольствие — по тридцать рублей за два последних месяца плюс семь махорочных.
Пять месяцев мы жили на биваках, последний месяц при морозе, и вот — тепло, светло и сухо, над головою крыша, а за окном мелькают перелески. Мысль потекла игриво. И сразу вспомнилось, что через день седьмое ноября. На какой-то станции два орла слетали с вещмешками в магазин. В других взводах учуяли и тоже полетели. Учуяли и из других вагонов. Потом учуяло начальство.
ТЕЛЕГРАММА ПОСЛА СССР В ЕГИПТЕ В МИД СССР
6 ноября 1956 г.
Строго секретно
Снятие копий воспрещается
… Сабри (Али Сабри — начальник кабинета при Насере), говоря о дальнейших перспективах, усиленно развивал тезис о возможности быстро отремонтировать взлётные полосы аэродромов для принятия наших самолётов с добровольцами.
У нас в купе, считая боковые полки, кроме нас с Фридрихом расположились Юра Панкратов, Мишка Дудин, Толя-краснодеревщик и Витя Берёзкин — народ солидный, хорошо известный.
К нам подсели — наш командир взвода сержант Виктор Груздев и замполит колонны старший лейтенант Воскресенский. Поговорили дружески и попросили водку сдать. Мы поклялись, что нету.
На полустанке поезд стал, и пронеслась команда:
— Эше-ло-о-о-он… строиться!
Мы выстроились в две шеренги лицом к составу.
Начальник эшелона, наш славный капитан Мешковский, прохаживаясь взад-вперёд, повёл издалека, сначала вообще о дисциплине, потом о дисциплине во время следования к месту назначения… А на подножках заметна стала суета. Сержанты так и сновали: в вагон и из вагона. Наконец начальник эшелона принял знак и перешёл к серьезному предмету. Предметы тут же вынесли и начали публично разбивать об рельсы.
На землю сыпались стеклянные осколки, звенел чугун, летели брызги aqua vit’ы, мешаясь с горькими слезами бьющих и смотрящих…
Когда мы вернулись в вагон, сразу подняли нижние полки. Наше купе было первым от входа, и в багажных отделениях под полками вместо багажа насыпан был уголь. Уголь был весь изрыт. Но наша водка хранилась не там.
Поэтому через некоторое время к нам снова явились.
— Отдайте по-хорошему!
— Так мы ж вам говорили, — нету!
— А этого не может быть: у вас — и нету. Ведь всё равно найдём!
А праздник тем временем наступил. Только праздновать было нельзя. Мы сидели, приклеившись к полкам, с невинными мордами и в глубокой тоске. Ждали ночи.
Но поздним уже вечером они нашли. Нашли как-то странно. Явились вдруг снова и безо всяких разговоров прямо прошагали к заветному месту. И — всё.
Когда мы уже подъезжали к Таллину, старший лейтенант Воскресенский подсел к нам и сказал на прощанье:
— Ладно, скажу, как нашли… Вы ещё молодые, вам служить и служить… Надо знать. Запомните: в каждом полку, в каждой роте, во взводе есть всегда человек, от которого всё узнаётся.
— Кто?! — возопили мы.
— А вот этого не скажу. Может быть потом, в Таллине, на прощанье.
Но и в Таллине он не сказал.
А тогда, ближе к ночи, Миша Дудин склонился ко мне и шепнул, и я вышел в тамбур. Наша водка — двадцать бутылок — была надёжно упрятана между железных стенок отопительного котла. Изымать их оттуда было неловко, и в самом низу, на почти недоступном дне две бутылки остались.
Нам, самым избранным, досталось по семьдесят граммов. И всё же на душе чуть-чуть полегчало.
А наутро, с облегчённой душой, прямо здесь, в эшелоне, записался я добровольцем в Египет. Ведь это был ноябрь пятьдесят шестого. Империалисты не захотели отдать Египту родной его Суэцкий канал. И мы не остались равнодушны. Впрочем, я не очень-то разобрался, что там такое, но если зовут добровольцев, как я могу не пойти?
9 декабря 1956 г.
ТАСС УПОЛНОМОЧЕН ЗАЯВИТЬ, что полный вывод английских, французских и израильских войск из Египта, естественно, снимает вопрос о выезде в Египет советских добровольцев.
А год спустя военный министр Египта генерал Абдель Хаким Амер на встрече в Москве с Хрущёвым, Булганиным, Микояном и Малиновским скажет, что «в 1956 году, когда большое количество добровольцев в вашей стране изъявило желание оказать Египту помощь, мы не были готовы использовать её».
Ай, ай! Как интересно всё могло бы обернуться.
Я в танковом полку
В те времена человек с десятилеткой был ещё в армии редкость. Поэтому и взяли меня сразу в штаб. Штабная крыса ефрейтор Хрищанович, правда, сказал, что надо бы проверить мой почерк: приказы по полку писались исключительно пером! Мне продиктовали фразу, я записал, Хрищанович взглянул, пришёл в кошмарный ужас, а начальник штаба полковник Марин по прозвищу Чапай всех успокоил:
— Ничего. Распишется!
И стал я буквы не писать, а рисовать. И так поставил новый почерк — с кудряшками и выкрутасами. А к лету меня за самоволку выперли из штаба в батальон.
Тут хлебнулось мне лиха. Остальные всю зиму учились боевым искусствам, а я овладевал пером. Граната оказалось тяжёлой, лететь далеко не хотела. А на носу инспекторская проверка.
Должность моя — заряжающий, самая низшая в танке. Привели меня в парк. Посмотрел я танк вблизи, руками потрогал. Слазил внутрь. Внутри танк мне аптеку напомнил. Чистота — аж страшно! Каждый винтик до блеска оттёрт, тонко смазан и бумажкой вощёной обёрнут. Мой наводчик Шедько объяснил:
