Черкесия была настолько независимой, что даже в те времена, когда в Анапе ещё находился турецкий паша, Россия заключила несколько соглашений с черкесскими вождями о прибрежной торговле, так как турецкая торговля ограничивалась Анапским портом…
В июле 1831 года по распоряжению Николая I генерал-майором Е.А. Берхманом было заложено Геленджикское укрепление, призванное сыграть важную роль в покорении Черноморского побережья…
В период культа личности Сталина, по его указаниям был допущен произвол в освещении Кавказской войны. Шамиль и другие вожди кавказских народов голословно были объявлены агентами иностранных держав; сущность колониально-завоевательской политики самодержавия затушёвывалась, имели место грубые искажения исторических фактов. Последствия этих извращений истории до конца не преодолены и до настоящего времени…
Все эти приправленные курсивом фрагменты взяты мною из статьи Михаила Георгиевича Минеева, археолога, историка, сотрудника Геленджикского историко-краеведческого музея. Он окончил исторический факультет Кубанского университета и вернулся в родной Геленджик.
Статья, из которой взяты фрагменты, опубликована в Краеведческих записках Музея, изданных в 2004 году. Статья Минеева названа просто: «Из истории Кавказской войны» и производит впечатление дотошной компетентностью и независимостью позиции. В этих же Записках помещена и другая статья Минеева «К вопросу об участии М.Ю. Лермонтова в экспедиции генерала А.А. Вельяминова в 1837 году», где Михаил Георгиевич убедительнейшим образом полемизирует с видными лермонтоведами (профессором В.А. Мануйловым, Ираклием Андрониковым и другими) по вопросу «кавказских маршрутов Лермонтова в пору его первой ссылки» и, в частности, по поводу иных сомнений о пребывании Михаила Юрьевича в Геленджике.
«Пусть читатели знают, — пишет Минеев, — что даже исследователи, посвятившие всю жизнь изучению жизни и творчества поэта, весьма приблизительно представляют себе те исторические условия и географию края, где проходила служба Лермонтова в период двух его ссылок на Кавказ».
Сразу же за второй статьёй Минеева в Краеведческих записках следует статья Л.Н. Аничкиной «Незаменимый Минеев». Это не панегирик, а скорее плач по Михаилу Георгиевичу, ушедшему из жизни в 1993 году в возрасте роковых 37-и лет.
«Будучи натурой романтической, — пишет Аничкина, — Михаил Георгиевич страстно увлекался девятнадцатым веком. И здесь он не считался с требованиями официального краеведения. Темы для изучения находил вполне масштабные. А для маленького музея это оборачивалось большим эффектом… Историк и исследователь Минеев имел свой собственный взгляд на проблемы XIX века, часто отличный от официального…
Музей был для него не просто работой, а делом всей жизни. Он занимался тем, что любил и умел делать. Кроме этого у него не было ничего».
Я мог бы знать Минеева, но не знал. В музей заходил я каждое лето, но лишь как посетитель. Наконец, летом, кажется, 1989 года захотел с кем-нибудь из сотрудников поговорить. Я подумал, что и моё ведь знание о Геленджике есть особливое знание, и стоит ли его носить в себе?
Ко мне вышла совсем молодая сотрудница, что меня немного обескуражило. В уютном, цветущем дворике музея мы расположились на лавочке, и я кое-что рассказал. Сотрудница (а это и была Лариса Николаевна Аничкина) слушала меня с добрым вниманием, но я всё повторял, что не знаю, чем могу быть полезным музею, кроме моего внутреннего ощущения неповторимости Геленджика и жизни моей в нём, которое ведь не уложишь в экспозицию, ни даже в фонд…
— Нет, нет, — говорила Лариса Николаевна, — это всё очень важно… Просто надо подумать, как это воплотить…
Интерес Ларисы был неподдельный, но я чувствовал, что ничего из этого не выйдет, хотя на душе стало легче. Я оставил свой московский адрес.
Прошло немало времени, и вдруг я получил письмо. В нём было много побуждений меня к тому, что я, по мнению Ларисы, мог бы для Музея сделать. Я ответил. И кое-что послал из написанного к этому времени о Геленджике, но совсем не музейное.
Уважаемая Лариса Николаевна! Был рад Вашему письму. Рад, что кто-то интересуется тем, что, казалось, интересно и дорого только мне. Я с великим удовольствием исполнил бы все Ваши просьбы, только есть для меня кое-какие неясности.
Я, конечно, могу рассказать кое-что об Александре Арефьевне, о себе в военном Геленджике и о семье Юшко тоже. Но ведь это будет письменный рассказ, отпечатанный на машинке… Какой в этом интерес для Музея?
Документов и фотографий немного, и жаль отдавать.
Вообще-то по семье Юшко у Вас в музее есть материалы. Назову хотя бы два, мне известных: книга под названием «Криница» (история толстовской коммуны, где есть сведения и об Аврааме Васильевиче Юшко, книга когда-то экспонировалась в музее) и два подлинных, хоть и коротеньких, письма Льва Толстого к А.В. Юшко, переданные Музею в дар Верой Авраамовной Юшко (тексты у меня имеются).
Помнится, в Музее экспонировалось много интересного из подлинной истории Геленджика, пока, примерно со второй половины шестидесятых годов, не началась усиленная и сплошная большевизация экспозиции — Музея в целом, а также города и его окрестностей, не исключая моря и гор.
Я намереваюсь в сентябре-октябре побывать в Геленджике, тогда обо всём потолкуем. Что-то я и привезу. Но лучше будет, если Вы не станете меня ждать, а сразу кое-что ответите письменно, потому что я уже третий год в Геленджик собираюсь, да всё никак не соберусь.
Да, ещё имейте в виду, что на Первомайской, 28, вход от колодца, живёт теперь моя дочь Наталья с мужем Кириллом и сыном своим Филиппом. Это для связи, уточнений и пр.
Вяч. Кабанов
10.09.91 г.
Из Геленджика в Москву
от Аничкиной Л.Н.
20 сентября 1991 года
Вячеслав Трофимович!
Ваше письмо пришло так кстати. Был момент, когда опустились руки от безнадёжной музейной сутолоки среди полной бездуховности окружающих нас. На официальном языке, «осмелились» мы поднять голос о передаче здания горкома партии музею. Ни сегодня-завтра рассыплется всё в нашем турлучном домишке. Но у властей свой прожект (заселить туда Дом пионеров и туда же впустить множество коммерческих образований, возникших при КПСС). Обывателю всё нипочём. Но кликушеские крики — «как мог музей встать на пути у детей?» — уже раздались. Никто не хочет слышать, что город без музея, театра будет просто соцпоселением, хотя бы и с кружком кройки и шитья.
Но прочла Вас, и вновь затеплилась вера, что Геленджик всё же притягивал талантливых людей. Скажите, вы пишете? Хочется почитать.
Письменный рассказ о Геленджике — прекрасно! Жду.
То, что жаль отдавать документы и фотографии, по-человечески, очень понимаю. По-музейному, буду надеяться, что пересмотрите и решите что-нибудь нам отдать. Но я Вас не тороплю. Я так радуюсь своему открытию Вас.
Книга о Кринице и два письма Л.Н. Толстого к А.В. Юшко действительно хранятся в фондах нашего музея, есть копии справок. В этом году Надежда Авраамовна отдала 3 документа: свидетельство о рождении А.В., удостоверения по Вологде и Екатеринодару. К сожалению, нет подлинной фотографии А.В. и никого из этой семьи.
Да, сейчас наша экспозиция не соответствует научному уровню. 50 % нашей экспозиционной площади занята историей Велик. Отеч. Войны, будто мы не в Геленджике, а в Курске или Волгограде. Но есть и просветы. Сделана хорошая серьёзная выставка «Кавказская война на Черноморской береговой линии». Своим долгом считаю сделать экспозицию по истории заселения Геленджика, где будет рассказ о дачевладельцах и старожилах. На мой взгляд жизнь в город вдохнула, в конечном счёте, интеллигенция.
Всё, что расскажете, напишете, покажете (подарите?) будет немаловажно. Может, приедете в Геленджик в этом году?
Спасибо за геленджикскую прозу. Её настроение мне понятно.
До свидания,
Лариса Аничкина
