Возвышенное здесь самым причудливым образом сочеталось с низменным, священное с порочным, благородное с подлым.
Ничего подобного не могло иметь места вблизи императорских дворцов в империи Хань.
Впрочем, ханьцы, много повидавшие на своем пути, мало чему удивлялись. Они просто пытались разобраться в происходящем.
У здания Сената собралась большая толпа возбужденных людей. Не скрывая своего раздражения, они гневно жестикулировали и, время от времени, разражались громкими криками.
Только невозмутимая стража удерживала их от желания ворваться внутрь величественного здания.
По прошествии некоторого времени из дверей Сената вышли два десятка вооруженных воинов, которые образовали живой коридор. Вслед за ними сразу же двинулось несколько человек, облаченных в тяжелые, белые тоги. На ногах у всех были красные сандалии.
Толпа яростно взревела, и принялась осыпать их насмешками и оскорблениями. В идущих полетели огрызки яблок, и тухлые яйца, одно из которых попало в голову седовласому римлянину, и вонючей жижей залило его глаз и тогу.
- Преступники! – Пояснил Фэй своим спутникам. – Видимо, Сенат только что осудил их на смертную казнь.
- Вы не скажете, за что осуждены эти злоумышленники? – Обратился он к стоящему поблизости римлянину.
- Я не совсем понял твой вопрос, чужеземец. Будь любезен, повтори его еще раз. – Ответил тот.
Фэй попробовал построить фразу иначе.
Римлянин недоуменно посмотрел на ханьца, затем громко расхохотался.
- Чужеземец, они не преступники! Эти люди – сенаторы! Правительство Великого Рима!
На мгновение Фэй потерял дар речи.
Римлянин, который откровенно наслаждался замешательством собеседника, видимо, что-то сообразил, потому что счел нужным пояснить:
- Они не оправдали доверия своих избирателей. Вот люди и выражают недовольство. Сенат это – разум народа. И, если этот разум глупеет, его следует привести в чувство. UTQUE IN CORPORIBUS SIC IN IMPERIO GRAVISSIMUS EST MORBUS QUI А CAPITE DIFFUNDITUR!{167}
Сенаторы, между тем, благополучно миновали рассвирепевшую толпу, и скрылись в одной из базилик.
- Ну, и как можно иметь дело с этими людьми? – Спросил Ли, поворачиваясь к своим спутникам. – Если даже собственный народ их ни во что не ставит!
И приняв для себя окончательное решение, твердо добавил:
- Разговаривать будем с консулом Марием!
У ворот консулата ханьцам пришлось остановиться. Стража преградила им путь, и не очень вежливо поинтересовалась целью визита.
- Мы – послы далекого государства. – Объяснил Ли. – И хотели бы видеть консула Гая Мария.
- Посольство это – другое дело! – Ответил римлянин, и попросил подождать.
Ждать пришлось недолго.
К посетителям вышел молодой человек, с умными, серьезными глазами.
- Я – Октавий. – Представился он. – Помощник консула Мария.
Кто вы?
Ли коротко рассказал.
- Хань…. - Задумчиво повторил Октавий. - Что-то я не слышал о такой стране.
- Да. Мы тоже недавно узнали о Великом Риме.
- Почему вы не обратились в Сенат?
Ли на мгновение замялся.
- Мы хотим разговаривать с сильнейшим. – Ответил он.
- Хорошо! Я скажу консулу. Но, он – в отлучке, и будет дней через пять-шесть. Если вы придете через неделю, он назначит вам день встречи.
Октавий еще раз оглядел посетителей, и остановил взгляд на скифском кинжале у пояса Ли.
- Какая удивительная работа. – Заметил помощник консула.
- Человек, подаривший мне его в Селевкии – римлянин. Он сказал, что это оружие скифской работы. Хотя мы о таком народе ничего не знаем.
- Да, есть такие на Севере. – Рассеянно заметил Октавий. – Вы разрешите мне взглянуть поближе.
Ли снял с пояса кинжал и протянул его римлянину.
Октавий повертел оружие в руках, еще раз восхитился искусно сделанной рукояткой в виде оскаленной пасти льва, и вернул кинжал хозяину.
- Я обязательно расскажу о вас консулу. – Пообещал он в заключение разговора.
Ханьцы поблагодарили и откланялись.
- Отстояли в очереди? – Спросил у Ли, по возвращении, хозяин дома, бывший уже в курсе цели его визита в Рим.
- Нет. Консул – в отъезде. А, что? К нему бывают очереди?
- Не то слово! – Ответил сицилиец. - Настоящий кабак в базарный день! Кому должность нужна, кто работу ищет, кто жаловаться пришел. Но, я вам подскажу: у ворот будет привратник. Его можно умаслить небольшой суммой денег. В этом случае дела пойдут побыстрее.
Ровно через неделю Ли с Фэем уже стояли в толпе жаждущих пообщаться с Гаем Марием. Взятка, отданная привратнику ушлым Фэем, продвинула ханьцев в ряды первых, но довела только до уже знакомого им Октавия.
- Сейчас скажу консулу. – Улыбнувшись им, как старым знакомым, сказал Октавий, и исчез в дверях.
Появился он минут через двадцать и сразу же разочаровал послов:
- Консул занят, и просит вас навестить его через неделю.
Заметив огорчение на лицах посетителей, Октавий со всей прямотой римлянина объяснил ситуацию:
- Не обижайтесь! Видите ли, ни консул, ни я ничего не знаем о вашей стране. Вот, если бы вы были из Селевкии, или Парфии…
Весь последующий месяц послы Хань провели в бесплодных попытках добиться аудиенции у консула Гая Мария.
- Может быть, все же обратиться в Сенат? - Робко поинтересовался Фэй. Но, Ли твердо стоял на своем: переговоры будем вести только с консулом!
Между тем, их знакомство с Римом продолжалось.
В один из дней Фэй, давно не общавшийся с представительницами прекрасного пола, решил, было заглянуть в расположенный поблизости от их жилища лупанарий{168}.
Через несколько минут он выскочил оттуда, как ошпаренный, с видом человека, внезапно испытавшего сильную зубную боль.
- Что, слишком красивые? – Ехидно спросил Ли.
- Это…это такая грязь! – Пробормотал Фэй, привыкший к изысканному обращению ханьских утешительниц мужских страстей.
Не прельстили его и дорогие куртизанки, перемещавшиеся по Риму в носилках-октафорах.
Любовная встреча могла при этом протекать прямо в носилках, при задернутых занавесках.
Что же касается Ли, то для него не существовало других девушек, кроме потерянной Ли-цин.
Офицер твердо решил: если ему не удаться найти девушку то, по завершении своей дипломатической миссии, он уйдет отшельником в горы, или в монастырь.
Большей частью путешественники просто бродили по городу, слившись с толпой праздных зевак. Прекрасный климат Вечного города, и общительный характер южан, привел к появлению в Риме того времени особого класса «праздношатающихся». Римский поэт, современник Тиберия, писал о них:
«В Риме существует целый народ праздношатающихся, которые ничего не делают и всегда заняты, выбиваются из сил из-за пустяков, находятся в постоянном движении и никогда ничего не достигают, вечно суетятся и, в результате, только всем надоедают».
«Встречаются даже старики, - рассказывает Марциал. – которые таскаются из улицы в улицу, запыхавшись, покрытые потом, с лицом, мокрым от поцелуев всех своих знакомых, - а им знаком весь город; люди за 60 лет с седыми волосами, которые гранят целыми днями мостовую, забегая ко всем знатным дамам пожелать доброго утра, присутствуя при вступлении в должность каждого трибуна и каждого консула, десятки раз поднимаясь по улице, ведущей во дворец; имена самых близких к государю придворных у них постоянно на языке. Пусть бы этим занимался молодой человек, но нет ничего более противного, чем старый праздношатающийся!».
Значительное впечатление на ханьцев произвели Аппиева дорога и римские акведуки. Присутствие «праздношатающихся» буквально на каждом клочке земли Вечного города сыграло на руку нашим путешественникам, так как каждый из представителей вышеозначенной категории людей, помимо городских сплетен, великолепно знал и гордился историей Рима.