Установив контакт с рыжим пришельцем, все вместе пробежались вдоль берега. Потом черный пес, по-видимому, бывший в этой компании вожаком, отправился передохнуть в тени раскидистого дерева. Юс вместе с остальными собаками последовал его примеру, и лег на землю, тяжело дыша и вывесив красный язык.

«Полежу здесь немного в тенечке, и пойду к своим». – Думал он, отвернувшись от слепящего солнца.

- Смотри, Квинт, какая собака! – Раздался неподалеку низкий мужской голос. – У нас таких нет. Из нее выйдет роскошная шапка.

- Да, шерсти у нее предостаточно.

- Как бы его отловить, без вреда для себя. Пес здоровенный, и зубы у него, должно быть, такие же.

- Да, как обычно: зайдем с двух сторон, и накинем сеть.

На беду Юса, он не знал местных наречий. Не знал он и того, что двое подвыпивших мужчин, остановившихся неподалеку, были профессиональными собаколовами.

Зато это хорошо знали его новые друзья. При первых же звуках мужских голосов они вскочили на ноги, и разом бросились наутек. Впрочем, их никто и не преследовал.

Такая реакция стаи не могла не встревожить Юса. Он тоже поднялся на ноги, и некоторое время настороженно разглядывал незнакомцев.

Это промедление стало для него роковым. Двое мужчин, не торопясь, зашли – один спереди, другой сзади, и внезапно бросились вперед.

Юс рванулся, но было уже поздно. Его опутала крепкая веревочная сеть.

Пес опрокинулся на спину, пытался кусаться, но все было напрасно. Собаколовы, несмотря на то, что от них разило дешевым вином, хорошо знали свое дело.

Лапы Юса связали, в пасть всунули толстую деревяшку и примотали ее к голове. Ему сломали один клык, он хрипел, из пасти шла пена, глаза налились кровью, а лапы судорожно дергались.

- Смотри ты, как удачно обошлось, без царапин. – Порадовался один из мужчин. – За такую шкуру нам прилично заплатят.

- Пес ухоженный. Может быть, хозяйский? Как бы неприятностей не было. – Заметил другой.

- Нет здесь таких собак. Скорее всего, он пришел с этими…. как их там? Ну, те - посольские, что стоят лагерем у реки.

- Может оно и так. Тем более, тащи его быстрее, покуда, не обнаружили.

По пути их забросали камнями местные мальчишки. Они хорошо знали, что представляют собой собаколовы, и поступали с ними так же, как и их сверстники всех времен.

Спустя полчаса Юса положили на землю, рядом с железной клетью, на задворках какой-то развалюхи. По соседству с ним, в таких же клетках сидело еще штук двадцать собак с обреченными глазами.

- Так что, Луций? Кончим его сразу?

- А чего ждать? Давай молоток!

Его напарник пошарил вокруг себя глазами.

- Куда ж он подевался, будь он неладен?

- Ты перепил, Квинт! Забыл, что утром снес его к соседу, сделать новую рукоятку?

- Ты прав! Это вино ударило мне в голову.

- Кроме того, если мы его прибьем, надо будет сразу снять шкуру. А тебя совсем развезло. Иди, проспись. Да, и мне следует отдохнуть. Работать будем утром.

Юс получил отсрочку. Его развязали, и бросили в клетку.

Страшно хотелось пить, но мучители не оставили ему ни воды, ни еды. Из выломанного зуба текла кровь, и он все время слизывал ее языком.

Ночь прошла, как в кошмарном сне. Собаки в клетках не смотрели друг на друга. Каждая из них переживала свою участь в одиночку.

Собаколовы появились утром в сопровождении помощника. Один из них нес нечто вроде железной рогатины, а второй – молоток с заостренным концом и новой рукояткой.

Не говоря ни слова, они сразу же приступили к работе.

Один из них открывал дверцу клетки, и ловко прижимал хрипящего пса рогатиной к задней стенке.

Второй бил его молотком по голове. Оба работали быстро и сноровисто.

Убитого пса бросали на середину двора, где их помощник занялся снятием шкур.

Подошла очередь Юса.

Тот, кого звали Луций, больно ударил пса рогатиной, и бросил его на заднюю стенку клетки под молоток Квинта.

Квинт поднял окровавленный молоток, и вновь опустил его.

- Да, бей же! – Крикнул напарник. – Мне трудно его держать!

- Разрази меня Юпитер! – Сказал Квинт. – Порази меня в пятку козлоногий Пан! Мы - идиоты, Луций! Идиотами были наши деды и прадеды! Отпусти собаку!

Луций отдернул рогатину, и еле успел захлопнуть дверцу перед грозно щелкнувшими зубами Юса.

- Не видать нам Кампаньи{146}, когда б опоздал я с минуту подумать! Не ты ли, Веста{147}, мне мысль эту внушила?

- Ты, Квинт, когда налижешься с вечера, наутро начинаешь говорить высоким штилем трагедий! – Недовольно сказал Луций, опуская рогатину. - Объяснись, и продолжим дело.

- Ты хочешь вернуться на родину? Или собираешься вечно копаться в этом селевкийском дерьме?

- Ну, говори же! Не томи душу.

- Мы никогда не заработаем денег на дорогу, если будем продавать шакальи шкуры. Посмотри на этого пса, Луций! За его шкуру дадут втрое, вчетверо больше обычного. Но, он – один. А, надо сделать так, чтобы их стало много!

- Каким образом?

- Ты тоже пропил свои мозги? Таким же, каким и мы с тобой появились на свет. Засунем ему в клетку суку, и пусть радуется жизни.

- Ты предлагаешь разводить таких собак, Квинт? О, боги! Я первый раз слышу дельную мысль из твоих уст!

- Тогда не будем медлить. Гляди, вон в той клети сидит подходящая псина. Оставим ее на развод, а остальных – на продажу.

Через полчаса клетки опустели, а две оставшиеся в живых собаки еще долго могли видеть, как снимают шкуры с их товарищей по несчастью.

К вечеру Юса отсадили в загон в другом конце двора, поставили миску с водой, и бросили два куска не очень свежего мяса.

Юс сделал несколько глотков воды, но к еде не прикоснулся.

Трудно сказать, действительно ли, богиня домашнего очага внушила пропойце Квинту эту благую мысль, или душа Лао остановила руку, поднявшуюся на его собаку, но Юс остался жить.

На следующий день дверь загона открылась, и к нему втолкнули средних размеров палево-серую собаку. Одно ухо у нее было надорвано, и обвисло.

Показав Юсу, на всякий случай, зубы, она прошла в угол и легла на сухую солому.

Дня три они оба ничего не ели, и не общались.

- Ту ли невесту мы ему сосватали? – Озабоченно спросил Квинт у напарника. - Что-то я не вижу здесь брачных танцев.

- Будь спокоен! – Ответил Луций. – Если они не загрызли друг друга в первый день, то и потом вряд ли поссорятся.

На четвертый день Рваное Ушко встала и немного поела. Потом подошла к Юсу, и ткнулась носом в его мохнатый бок.

Юс с трудом приподнял отяжелевшие веки. Он не ел уже дней пять.

Мы не знаем, разговаривают ли между собой собаки, но в то утро Рваное Ушко, несомненно, что-то сказала своему товарищу по темнице потому, что он встал и поел.

- Гляди-ка! – Обрадовано сказал Квинт. – Поели. И лежат рядом.

- А я тебе что говорил? Вот увидишь: дело пойдет!

В тяжелые для живого существа минуты жизни кто-то должен его поддержать.

Такой поддержкой для Юса стала Рваное Ушко. Они засыпали, прижавшись, друг к другу, и старый путешественник Юс, намерявший своими большими лапами огромные расстояния, чувствовал тепло близкого ему существа. Так было, когда он в холодные ночи прижимался к своему навеки потерянному хозяину Лао. Так было и морозными ночами, в горах, когда он ложился спать в промерзшей насквозь палатке между Ином и Дракончиком. И те заботливо прикрывали его теплым одеялом.

Всю неделю Ин занимался поисками пропавшей собаки. Он обходил все окрестности, заглядывал во дворы, справедливо полагая, что такую красивую, мохнатую собаку могли оприходовать местные жители для своих нужд. Когда было свободное время, с ним ходил и Дракончик. Безрезультатно.

На восьмой день Ин решил пройти немного дальше, в селение, расположенное в шести ли от посольского лагеря.