— Вы слышали шум ночью, мисс?

Гвенда ничего не ответила.

— Я хочу сказать: вы не слышали ничьих шагов?

Ужасные вещи творились ночью в отеле, — продолжала болтливая девица. — У герцогини Липорт пропали все ее бриллианты. Какой-то отельный вор забрался в ее комнату около двух часов ночи. Полиция полагает, что он прятался в отеле. Я надеюсь, у вас ничего не пропало, мисс?

— Ничего, — сказала Гвенда, к которой вернулся голос.

Когда горничная вышла, Гвенда встала и заперла на ключ дверь. Из-под подушки она вытащила куцый револьвер, который оставил Голди Локс. Она спрятала его в чемодан.

К своему удивлению, она обнаружила, что питает большую нежность к отельным ворам.

Селби Лоу лениво, вразвалку спускался по широким низким ступеням лестницы своего клуба в Пэл-Мэл, застегивая на ходу безукоризненные желтые перчатки. Это был высокий человек, лет около тридцати, смуглый, с дерзкими карими глазами, которые при малейшем вызове раздражающе всматривались в человека, и с небольшими черными усиками. Подбородок у него был закругленный, как у женщины, и в очертаниях рта была обманчивая капризность, усугублявшая его женственность.

Молодой американец, поджидавший на противоположном тротуаре, с удовольствием хихикнул, так как элегантность Селя Лоу была неиссякаемым источником веселья для него. А в это утро Лоу был особенно наряден. Длинная визитка сидела на нем великолепно, серый замшевый жилет с белой каемкой, брюки с идеально ровной складкой, лакированные ботинки и безукоризненный цилиндр — все это было как с иголочки.

— Я думал, что ты не видишь меня, — сказал Билль Джойнер. — Боже мой! Как ты нарядился сегодня, Сель! В чем дело? Свадьба?

Селби Лоу не ответил. Вставив в глаз монокль в золотой оправе, он пошел в ногу со своим приятелем. Вдруг он заговорил:

— Аскот[Место, где раз в год летом происходят скачки, на которых бывает весь лондонский высший свет.], старина, — сказал он. — Ты еще спал, когда я вышел из дома.

Билль Джойнер изобразил удивление на своем лице.

— Я не знал, что ты играешь на скачках.

— Я и не играю. И я терпеть не могу уезжать из Лондона, но команпурский раджа Джам Сагиб сегодня в Аскоте; он крупная фигура на северо-западной границе Индии, и я должен смотреть, чтобы ничего не пропало из его фамильных жемчугов. Он носит на себе украшений этак на миллион долларов… А вот и злосчастный мистер Тиммс.

Мистер Тиммс переходил улицу, чтобы перехватить их. Даже если бы Билль Джойнер не знал его, он угадал бы его профессию: у мистера Тиммса на лице было написано, что он полицейский инспектор.

— Слышали, Лоу? Ужас снова появился. Пытался вломиться в дом судьи Уоррена.

Напускное равнодушие мистера Лоу мгновенно испарилось.

— Когда? — быстро спросил он.

— Позавчера ночью. Судья рассказал лишь вчера вечером. Я пробовал телефонировать вам, но вас не было дома. Местная полиция устроила погоню, но безуспешно. Только следы автомобильных шин… Судя по следам вытекшего бензина, автомобиль оставался на месте довольно долго.

— Судья видел его?

Тиммс поджал губы.

— Он говорит, что да, но мне сдается, что старик был напуган и многое вообразил. Он собирался ложиться спать и был уже в пижаме. Ночь была теплая, и одно из окон спальни было отворено. Он отворил второе и выглянул в него. Была полная луна и, по его словам, было светло почти как днем. Вдруг на расстоянии какого-нибудь фута от себя он увидел это чудовище. Обнаженный по пояс, с лицом, обращенным прямо к нему, Ужас взбирался по стене, увитой плющом. Судья говорит, что он едва не лишился чувств от страха, и это звучит правдоподобно. Описание, которое он дал, сходится с другими: коротко остриженные волосы, широкое негритянское лицо, огромный рот, маленькие глазки и никакого лба. И руки!.. Судья говорит, что руки эти показались ему нечеловеческими. По размерам они больше похожи на ноги и страшно мускулистые…

Селби задумчиво теребил свои усы.

— Где живет судья Уоррен? — спросил он.

— В Таддингтон Клоз, около Уинчестера, — ответил Тиммс. — Это, в сущности, первый общественный деятель, на которого нападает это существо. Это только показывает…

— А где судья заседает — в Уинчестере?

Тиммс кивнул.

— И, как всегда, следы автомобильных шин, — задумчиво продолжал Селби, — и обязательные слова о Бонгинде. Спасибо, мистер Тиммс. Вы ведь, вероятно, приставили охрану к судье?

— Трех человек. Но я не думаю, чтобы его стали снова тревожить.

— Я тоже не думаю, — рассеянно сказал Селби, — если только… но это все так ужасно сложно, мой милый Тиммс! Мой бедный ум тщетно пытается разрешить проблему, которая, должно быть, кажется вам очень простой.

— Я бы не сказал этого, — заметил польщенный Тиммс. — Конечно, это подтверждает рассказ фермера из Истли. Истли ведь в каких-нибудь 15 милях от Уинчестера.

— Замечательно! — воскликнул с сияющим лицом Селби. — Мне бы никогда не пришло в голову это совпадение. У вас совершенно замечательный ум, Тиммс. До свидания.

Селби и Джойнер шли молча, пока глазам их не предстал огромный дом Трест Билдингс.

— Билль! — сказал вдруг Селби. — Этот неопрятный туземец, я говорю о госте судьи Уоррена, начинает действовать мне на нервы. Мне ужасно хочется поймать этого человека и мне нужен предлог. Сейчас я не могу заняться им, так как имею дело только с международными мошенниками, пропавшими миллионерами и другими субъектами, относящимися к компетенции министерства иностранных дел. Но так как я принадлежу к тем людям, которые счастливы только тогда, когда делают чью-нибудь чужую работу, то как только я отправлю в безопасное место своего раджу, я отправлюсь к судье Уоррену за сведениями.

— Но ведь ты больше, чем кто-либо в Лондоне, знаешь о ворах и иных преступниках, Сель! — запротестовал его спутник.

— Согласен. Но считается, что я не должен знать. Если тебе когда-либо выпадет несчастье стоять во главе какого-нибудь правительственного департамента, ты узнаешь, что знать что-нибудь о вещах, которые тебя не касаются, есть непростительный грех.

Он посмотрел на классический фасад Трест Билдингс.

— Полезай в свою нору, заяц! — весело сказал он и, попрощавшись с Джойнером кивком головы, удалился.

Билль Джойнер нехотя вошел в мраморный вестибюль здания. В такой день не тянуло к работе. Голубое небо, шорох деревьев, быстрые автомобили, пролетавшие в западном направлении, увозя в Аскот элегантных мужчин и женщин, — все это манило его к соснам и зеленым холмам Баркшира. Он со стоном вошел в лифт и поднялся на четвертый этаж, где была расположена его скромная контора.

Надпись на стеклянной двери гласила: «Б. Джойнер, присяжный поверенный, Соед. Штаты».

Билля Джойнера действительно звали Билль. Так он был окрещен по капризу родителей. Он был полноправный присяжный поверенный. Но был у него и другой талант, о котором ничего не знали гордившиеся им родные. Он пользовался большим успехом как автор любовных романов.

Билль Джойнер был плохим адвокатом. Благодаря терпению и усидчивым занятиям он, в конце концов, выдержал необходимые экзамены, но после этого закон продолжал оставаться мертвой буквой для него. У него были целые полки, уставленные учебниками права. Он мог бы, при известном упорстве, дать совет по какому-нибудь запутанному юридическому вопросу, но это было бы для него тяжелым трудом, и за верность консультации нельзя было ручаться. Билль ненавидел законы и их применение. Писание любовных романов, напротив, увлекало его, и когда спрос на его романы возрос и постоянный доход стал расти, он бросил все попытки добывать свой хлеб юридической практикой. И хотя, по некоторым соображениям, вынужден был сохранить свою контору, он смотрел на всякого человека, который присылал ему клиента, как на своего заклятого врага.