— Сколько ему лет?

— Около двадцати двух. Он американец, насколько я могу судить. У него есть друзья в Чикаго. Я видел, что он получает письма со штемпелем «Чикаго». Весь день он проводит у себя в комнате и никогда не выходит раньше полуночи. К рассвету он обычно уже возвращается. Если он и выходит утром, то до того, как люди встали.

— Вы никогда не были в его комнате днем?

Локс покачал головой.

— Нет, он довольно нелюдимый человек и держит свою комнату на запоре, пока он там. Мы убираем комнату в его отсутствие. Раза два я слышал, как он двигался у себя в комнате. Я слышал также, как он поет. Это все, что я о нем знаю.

Мистер Флит задумчиво грыз зубочистку.

— Я бы хотел взглянуть на комнату этого Бромлея, — сказал он, глядя прямо в глаза Локсу. — Вы получите сотенную за это.

— Это бесполезно, мистер Флит. В его комнату нельзя попасть, не взломав дверь. Когда он дома, он сам все убирает, и я могу уверить вас, что я не сказал с ним и десятка слов с тех пор, как он у меня живет… Странно, что он привлекает к себе такой интерес сейчас. Сегодня утром он меня спрашивал, сколько будет стоить, если он снимет весь дом, меблированный, и, когда я назвал цену, которая, я думал, свалит его с ног, он с радостью ухватился за нее. Жаль, что я не назначил вдвое больше! — сказал Голди, сокрушенно качая головой.

— Он снимет дом? А куда же вы денетесь?

— У меня есть друзья в деревне, вернее, родственники моей жены. Это не то же самое, но в данном случае близко одно к другому.

Полчаса Маркус засыпал вопросами Локса, но не добился, однако, почти ничего.

Прежде, чем Голди ушел, Флит задал ему вопрос, который все время вертелся у него на языке. Он задал его неожиданно, надеясь застать Голди врасплох.

— Аль причастен к этому?

Ни один мускул не дрогнул на лице Локса.

— Кто такой Аль? Это новая личность для меня.

Мистер Флит не стал продолжать своих расспросов.

В тот день Голди покинул Сомерс-стрит в сопровождении своей жены, двух кошек, любимой канарейки и разного скарба. Все обитатели Сомерс-стрит высыпали на пороги своих домов, чтобы видеть необычайное зрелище нагруженного автомобиля, отъезжающего от, дома номер 38.

Голди обычно не уезжал так торжественно. Несколько раз ему приходилось уезжать в полночь в сопровождении двух полицейских в штатском. И, хотя обитатели Сомерс-стрит и делали вид, что верят тому, что Голди уехал к своим родным в Девоншир, все великолепно знали, что никаких родных у него нет, если не считать дядю, отбывавшего каторгу в Дартмуре.

Никто не видел в тот вечер, как жилец Локса выходил из дома, но, по крайней мере, два человека видели, как он входил к себе. В темноте ночи какой-то человек быстро, украдкой повернул в Сомерс-стрит и, пробираясь в тени домов, вошел в подъезд дома номер 38 и затворил за собой дверь. Это и был человек, которого звали Джон Бромлей.

Сначала он тихо прошел в темную кухню, зажег спичку, осторожно прикрывая пламя рукой, и осмотрел запоры ставен на окнах. Потом он прошел в маленькое соседнее помещение, из которого дверь вела наружу, и пощупал засов на двери. Дверь была заперта.

Тогда он зажег лампу и обошел одну комнату за другой, открывая шкафы, заглядывая под кровати. Он даже осмотрел маленький угольный погреб под лестницей, прежде чем отправиться к себе наверх.

Очутившись у себя в комнате, он снял пиджак и бросил его на кровать. Ночь была теплая, и в комнате было душно и тяжело, но он не стал открывать окна. Вместо этого он достал пачку почтовой бумаги, перо и маленький пузырек с чернилами. Положив все это на стол, он сел и долго смотрел на белый лист бумаги, прежде чем начать писать.

На этом месте он остановился и прислушался. Потом, как будто услышанный им звук напомнил ему об одном его упущении, он вытащил из кармана брюк револьвер с длинным дулом и положил его рядом с собой на стол. Подойдя на цыпочках к двери, он отворил ее и нагнулся. Убедившись, что то, что он слышал, было просто капаньем воды из крана, он запер дверь снова и вернулся к своему письму.

Он снова остановился и прислушался. На этот раз он знал, что не ошибся. Кто-то был на улице перед домом. Должно быть, у входной двери.

Он медленно привернул фитиль лампы и задул свет. Комната погрузилась во мрак. Пол немного скрипел под его ногами, когда он подходил к окну. Отодвинув штору, он осторожно приподнял окно и выглянул. При тусклом свете уличного фонаря он увидел внизу две человеческие фигуры. Один из людей стучал в нижнее окно.

Бромлей схватил с ночного столика фонарь, и внезапно белый луч света осветил улицу внизу.

— Что вам нужно? — крикнул Бромлей хриплым голосом. — Смотрите, как бы вы не получили то, чего не ожидаете.

Оба человека на улице опустили головы, чтобы скрыть свои лица. Один из них сказал:

— Спуститесь. Нам нужно поговорить с вами.

Прежде чем Бромлей успел ответить, откуда ни возьмись, появился третий человек и быстрыми шагами стал переходить улицу к стоявшим перед домом двоим. При виде его два незнакомца повернулись и быстро пошли прочь. Когда третий подошел к дому, их уже не было видно.

Джон Бромлей потушил фонарь и подождал.

— Что-нибудь случилось? — спросил человек внизу.

— Нет, ничего, спасибо, — сказал Бромлей хрипло и опустил быстро окно.

Вставшие рано обитатели Сомерс-стрит заметили незнакомого человека, скучавшего на тротуаре прямо напротив дома номер 38. Они отнеслись к присутствию этого сыщика — ибо это был сержант Паркер — вполне философски.

Спустившись к утреннему завтраку, Билль застал своего приятеля изучающим исписанный карандашом синий лист бумаги.

— Доброго утра, начальник, — сказал совершенно серьезно Селби.

Билль покраснел:

— Насмешки не трогают меня. Кто сказал тебе?

— Почтенный сержант Паркер, — сказал Селби, складывая донесение. — Право, Билль, после всех моих предостережений, ты бы должен был оставить мистера Бромлея в покое. Твой спутник был, если я не ошибаюсь, другой великий криминалист, доктор Эвершам.

— Я не думал, что он узнал нас, — сказал Билль. — Да, я действительно пытался установить связь с этим Бромлеем. Я посоветовался с доктором, и он согласился пойти со мной. Мы постучали в окно, думая, что он выйдет поговорить с нами. Все, чего мы добились, это весьма красивая демонстрация прожектора и несколько хриплых слов предостережения. А тут неизвестно откуда вылез твой проклятый сыщик.

— И вы пустились наутек, как зайцы?

— Неправда! — сказал возмущенно Билль. — Естественно, что мы не хотели привлекать к себе внимание. Почему ты смеешься?

— Что сказал доктор?

— Кажется, он чувствовал себя довольно глупо, а я ругал себя за то, что привел его. Он очень приличный малый. Мы думали, что нам удастся поговорить с Локсом и убедить его привести к нам своего жильца.

— Локс вчера днем уехал из Лондона. Какие у вас планы на сегодня?

— Мы уезжаем на «Мавритании» в субботу на будущей неделе, то есть через неделю от завтрашнего дня.

Селби кивнул.

— Все?

— Да. Мне очень жаль покидать тебя, старина.

Глаза их встретились.

— Да, пожалуй, к субботе на следующей неделе мы закончим это дело и сможем отправить вас в твою счастливую, но трезвую страну без всяких забот… — Вдруг Селби остановился. — Нет, это невозможно, Билль. К субботе на следующей неделе никак невозможно. Вам придется отложить отъезд.

— Почему же?

— Есть много причин. Во-первых, тебе придется присутствовать при дознании. Во-вторых, ты будешь важным свидетелем на суде.

— На каком дознании? — спросил Билль. — По поводу убийства Треворса?