Селби покачал головой.

— Это несущественно. У них есть достаточные доказательства. И, кроме того, дело будет, очевидно, отложено. Я еще не уверен, что это за дознание будет, — продолжал задумчиво Селби, — об убийстве ли Аля Кларка, или об убийстве Джона Бромлея. Но одно неизбежно: если не будет никакого дознания, то Аль Кларк будет сидеть на скамье подсудимых в Ольд Бэли и слушать самого талантливого нашего судью, — кажется, в следующей сессии будет председательствовать Дарлинг.

— О чем ты болтаешь? Ты же еще не поймал твоего преступника?

— Поймаю, не беспокойся, поймаю. Это так же неизбежно, как то, что у тебя будет нервное расстройство пищеварения к 45-летнему возрасту. Ты ешь слишком быстро и слишком много.

Билль положил нож и вилку и посмотрел на своего приятеля:

— А как насчет Бромлея?

— Бромлей должен сам о себе позаботиться. Я сделаю, что могу, чтобы избавить его от неприятностей, но иногда я сомневаюсь в том, что мне это удастся.

Он встал, тщательно сложил салфетку и сунул ее в кольцо. Выходя, он остановился и положил руку на плечо Билля.

— Перестань быть сыщиком, Билль, — сказал он полушутя, полусерьезно. — Поверь мне, что это ужасное занятие.

Даже наблюдатель не видел, как мистер Джон Бромлей на следующий вечер покинул Сомерс-стрит. На верхней площадке дома номер 38 был небольшой люк, который вел на плоскую крышу. Когда-то давно, еще до того, как дом стал принадлежать Голди Локсу, на крыше, его бывшим владельцем была устроена голубятня. Его примеру последовали и соседи. Если бы не эти голубятни, ничего бы не стоило пройти по крышам домов до конца квартала. Голубятни же приходилось обходить. Поэтому прошло не меньше получаса, прежде чем Бромлей, добравшись до последнего в этом ряду дома, спрыгнул на крышу небольшого сарая, перелез через деревянную ограду и вышел в переулок, который вел к Стибингтон-стрит, главной улице района. В конце переулка были конюшни.

Отперев небольшой сарайчик, пристроенный к конюшням, Бромлей извлек оттуда велосипед, вскочил на него и покатил в южном направлении, избегая тихих улиц, где еще могло быть ночное движение.

Он без остановки доехал до маленького моста через канал. Здесь он слез и повел велосипед по крутому спуску, кончавшемуся у набережной. Он быстро пошел по набережной, ведя велосипед рядом с собой.

Набережная была узенькая, всего 8 футов шириной. С одной стороны чернела вода канала, с другой была высокая кирпичная стена.

Наконец он дошел до маленькой калитки в стене и, вынув ключ из кармана, отпер ее и вошел. Он затворил за собой калитку, оставив ключ в замке. Велосипед он прислонил к стене и пошел по тропинке к низкому черному зданию. На ногах у него были заглушающие подошвы, и, даже когда он шел по асфальту, он не производил никакого шума.

Обойдя здание, он остановился на минуту и прислушался у закрытого бумагой окна, потом скрылся в заднюю дверь. Едва успел он войти, как появился второй человек. Огромный, согнувшийся почти вдвое, он вышел из мрака бесшумными большими шагами. Он тоже наполовину обогнул здание и, отперев заднюю дверь, вошел внутрь.

Человек, который сидел на корточках у стены, видел, как Бромлей вошел. Он мог последовать за ним, но предпочитал выжидать в своем укромном месте. Прошло два часа, прежде чем он снова увидел приближающегося по дорожке Бромлея. Он осторожно пополз вперед, чтобы перехватить его.

Бромлей тем временем взял велосипед и покатил его по направлению к калитке. Он был почти у самой калитки, когда подкрадывавшийся к нему человек вдруг вскочил на ноги.

— Стойте, а то я буду стрелять! — закричал он. — Я хочу видеть ваше лицо, мой друг.

Бромлей наклонил голову и со всей силой толкнул вперед свой велосипед. Переднее колесо ударило неизвестного и сбило его с ног. Прежде, чем он успел подняться, Бромлей был уже на нем и обхватил его шею сильными руками.

— Не двигайтесь, а то вы пострадаете! — прошипел он в ухо неизвестному.

Нащупав револьвер, он вытащил его и сунул себе в карман. Потом, быстро поднявшись, схватил велосипед и задержавшись только для того, чтобы выхватить ключ из замка, вскочил на велосипед и поспешно укатил.

Доктор Арнольд Эвершам с некоторым трудом поднялся на ноги и шелковым платком смахнул пыль с лица.

— Я, кажется, действительно старею! — произнес он вслух свою мысль, и это открытие повергло его в ужас.

— Приходите, если у вас есть время, доктор, — сказал Селби.

Получив от доктора утвердительный ответ, он повесил телефонную трубку и прошел назад в гостиную.

— Это Эвершам звонил?

— Да, Эвершам. У него вчера вечером была встреча с таинственным мистером Бромлеем. Очевидно, он тоже занимается сыском. Поразительно, как наша профессия влечет любителей!

Не прошло и десяти минут, как автомобиль доктора подъехал к дому. Эвершам, веселый и бодрый, несмотря на неприятное происшествие с ним накануне, рассказал о случившемся.

— Я установил наблюдение за стеклянным заводом с тех самых пор, как узнал от мистера Джойнера, что вы подозреваете, что именно там обитает мой неведомый друг, — сказал он, кончив свой рассказ.

— Вы видели только одного человека? Вы уверены, что это был не Джума?

— Я могу поклясться в этом, — сказал категорически доктор. — Это был белый человек. Я не мог ошибиться.

И я больше чем подозреваю, что это был Бромлей.

— Почему Бромлей? — с интересом спросил Селби. — Вы узнали его по каким-нибудь приметам?

Доктор покачал головой.

— Я не мог видеть его, но у меня, как говорит мистер Маллинг, было такое чувство, что это он.

— Как долго он там пробыл?

— Два часа. Я жалею, что не последовал за ним. Очевидно, у него было какое-то дело на заводе, а то бы он не оставался и двух минут в этом Богом забытом месте.

— Может быть, это был Бромлей, хотя мой наблюдатель не сообщил мне о его отсутствии вчера. А может быть, это был Флит.

Но доктор был столь же решителен в этом отношении.

— Я уверен, что это был не Флит. Правда, я не видел его лица. Как только я осветил его фонарем, он пригнул голову и, так как на нем была широкополая шляпа, лица его я не мог разобрать. Единственное, что я видел, это что на ногах у него были резиновые ботинки. Кажется, я последую вашему совету, Лоу, и предоставлю уголовный розыск надлежащим властям. Но я должен сознаться, что живописность обстановки прельщала меня. Судя по тому, что я видел, трудно представить себе более подходящее место для совершения самых ужасных преступлений, чем этот стеклянный завод.

— Вы не видели Джуму?

— Разумеется, я не видел Джуму, — смеясь, ответил доктор. — Тот факт, что Джума еще жив, — достаточное доказательство того, что я не видел его. Почему вы не устроили до сих пор облаву на заводе?

Селби пожал плечами.

— Что бы мы нашли? Я уверен, что оттуда есть десятки выходов и что облава только спугнет нашу птичку. Нет, пока мой голос что-нибудь значит, никакой полицейской облавы не будет. Что касается Бромлея, если вы уверены, что это он, мы можем, если хотите, арестовать его за нападение на вас. Жаль, что вы не видели его лица.

Эвершам улыбнулся.

— Я жалею об этом не меньше вас. Кстати, — прибавил он, собираясь уходить, — вы не узнали ничего нового о моем X. 37?

Селби покачал головой.

— Правду сказать, я рассчитываю узнать со дня на день.

— Правда? — спросил Билль, когда доктор ушел.

— Да, — ответил Селби. — Я не могу представить себе, чтобы Флит или кто-нибудь другой взял 50 граммов смертоносного яда, если он не собирался пустить его в ход.

— Стал бы он рисковать… — начал Билль.

Селби перебил его:

— Вот что, Билль. Мы приближаемся к критическому моменту, когда Аль Кларк начнет убивать не ради выгоды, а ради безопасности. Это самая опасная стадия, ибо тут прекращается действие логики. А нелогичный убийца опаснее бешеной собаки в школьном классе. Кстати, я сегодня еду в Париж и буду отсутствовать три дня. В деле Оскара Треворса есть одна загадка, которую я еще не совсем разрешил и которую не могу разрешить по телефону. Я слетаю в Париж на аэроплане и вернусь как можно скорее.