Почти никто из них не подготовлен для передовой.

Сиданс снова и снова говорит Вентану, что они не готовы к тому, чего он просит, и похоже, что резкое освещение зала только подтверждает это. Все лица измучены и напряжены от утрат и шока.

Сиданс прав, они не готовы, но Вентан верит, что предательство отточило ранее неизвестные грани. Опустошение наверху очистило их от беспечности.

До того как Вентан сделал Аркологию Х своей оперативной базой, он, кроме воинов Легиона, ни с кем лично знаком не был, но теперь знает всех. Капитан заставил себя изучить их сильные и слабые стороны, а также все человеческие недостатки, которые должен учитывать в своих планах. Некоторые полагают, будто он впустую тратит время, пытаясь понять смертных, но Вентану виднее.

Сейчас космодесантники могут взаимодействовать со смертными, только понимая их.

— Сервер? — произносит Вентан. — Дайте мне информацию.

Таурен кивает, и под кожей ее пальцев начинает мерцать свет, пока она управляет планшетным столом при помощи гаптических жестов. На столе возникает нарушенная помехами голограмма гигантской воронки шириной в сотню километров, которая заполнена дымом. Она омрачает пейзаж, и так будет всегда. Блуждающие тепловые потоки и атомные вихри перемещают мозаично-пиксельные облака испарений размером с города.

— Вы все слышали новости о CV427/Праксор, — говорит Таурен.

— И о других, — отвечает полковник Хамадри. На ее исхудавшем лице пятна от незалеченного радиационного ожога. — Прошлой ночью мы потеряли более двух миллионов человек.

Головы кивают. Смерть таких масштабов слишком ужасна, чтобы пытаться осознать случившееся. Такое громадное число сложно представить, оно чересчур огромно для восприятия. Хамадри — полковник Ауксилии Обороны, она молода по меркам этого звания.

Вентан видит, что женщина отважна и в грядущие годы сыграет важную роль. Хамадри удерживала свои подразделения на поверхности, сколько это было возможным, чтобы дать как можно большему числу беженцев попасть в аркологию.

— Мы знаем, что произошло? — интересуется Сиданс.

— CV427/Праксор был складом боеприпасов для орбитальных платформ и боевых кораблей Легиона, — говорит Таурен. — Судя по электромагнитным показателям и зафиксированным мощностям трех взрывов, вероятнее всего, что вражеские лазутчики смогли модифицировать и взорвать несколько боеголовок хранившихся там циклонных торпед.

— Как это возможно? — требовательно спрашивает Хамадри. — Это оружие находится под защитой Механикума. У вас что, нет систем безопасности для предотвращения подобных ситуаций? Они мертвы по вашей вине!

Таурен явно больно слышать обвинения Хамадри. Она сдавливает кромку планшетного стола так, что белеют костяшки. Голографические облака в ответ наклоняются в ее сторону.

— Довольно, полковник, — произносит Вентан. Его интонация не допускает возражений, однако Таурен поднимает руку. Она не нуждается в его защите и отвечает Хамадри с заметным спокойствием.

— Да, у нас есть ритуальные протоколы для предотвращения подобных проникновений, но системная порча, привнесенная в планетарную ноосферу, нарушила многие из наших литургических систем безопасности.

— Я думала, ваш код-убийца избавился от нее, — говорит Хамадри.

Таурен кивает.

— Да, код-убийца магоса Хесста выжег вражеский мусорный код огненной бурей цифрового опустошения, но очистка была не избирательной. После восстановления командных полномочий многие из наших систем оказались выведены из строя. Их продолжают восстанавливать до сих пор.

— Так это может случиться снова? — спрашивает Уллиет.

— Я лично проверила протоколы безопасности всех остальных хранилищ оружия, — говорит Таурен.

— Я спрашивал не об этом, — замечает Уллиет.

— Об этом, — отвечает Таурен, и ее уверенность физически ощутима.

Уллиет кивает, вопрос улажен.

— И как мы ответим на это зверство? — спрашивает Сиданс. — За это ублюдки должны как следует получить.

Все согласны со словами Сиданса, и Вентан видит на каждом лице жажду мести. Он вспоминает, как собрат-капитан твердил ту же карательную мантру во время прибытия в Лептий Нумин. Это естественное и совершенно понятное желание нанести отплатить за причиненный ущерб, но сейчас оно столь же безрассудно, как и тогда.

Вентан наклоняется вперед и опирается обеими руками на край стола.

— Мы ответим тем, что выживем и закончим бой, — говорит он, — продолжим координировать те силы, которые сохраняют боевую эффективность, и разработаем практическое решение для этого. Тех, кто погиб в Праксоре, больше нет, и ничто не вернет их обратно. Скорбите, когда Калт станет свободным, но пока вы находитесь в этом зале, то все находитесь в моем распоряжении. Поймите и примите это или же уходите.

Его слова встречены гробовым молчанием. Они терпеть не могут его холодную объективность, явное отсутствие заботы о мертвых. Вентану безразлично, одобряют ли они его. Однако он должен дать им что-то, какую-нибудь искру, чтобы разжечь в сердцах пламя. Ему плохо даются подобные слова, но это лучшее, что может сделать капитан.

— Несущие Слово заплатят за это, но война будет выиграна не наскоком, а трезвым расчетом и твердой практикой. Мы сражаемся за живых и убиваем за мертвых. Повторяйте за мной.

Молчание продолжается.

— Повторяйте за мной, — снова произносит он.

Головы склоняются, кулаки прижимаются к сердцам.

— Мы сражаемся за живых и убиваем за мертвых!

Над Ланширом воют радиоактивные ветры, от которых в шлеме раздается сердитый треск. Показания счетчика высоки, однако боевой доспех может выдержать несколько дней такого напора, прежде чем системам потребуется время на перезарядку.

Малок Карто смотрит в небо, пронизанное ядовитым полярным сиянием и гнетущими радугами звездных радиоактивных осадков. После пролившегося на Калт потока экзотических частиц и тяжелых металлов планета будет загрязненной пустошью, пока ее светило наконец не выгорит и не поглотит всю Веридийскую систему.

Насколько известно Карто, это может произойти через миллионы лет или же завтра.

Ему все равно. Он уже никогда не вернется на Калт.

Столь дерзко стоять на поверхности рискованно, но силы, которым он верен, меньшего и не требуют. Вокруг царит опустошение, тянутся руины мертвого города: искореженная сталь, раздробленный пермакрит и битое стекло. Повсюду разбросаны перевернутые танки и транспортировочные контейнеры, которые выпали из разорванных чрев грузовых кораблей, силившихся попасть на орбиту.

Среди разрушения, завершая величественную процессию, стоит бронзовая статуя, теперь густо покрытая серым пеплом. Это героическое олицетворение смертного, который вырастил Жиллимана как родного сына.

Конор, первый Король-Воин Макрагга.

Вокруг изваяния лежат груды тел, словно обреченные жители Леприума верили, что его наследие может как-то уберечь их от расправы. Карто жаль, что они так и не узнали истину о божественных хозяевах галактики.

Над развалинами, словно часовой, стоит разбитый титан «Император». Внутри погнутого панциря и между ног дуют горячие, насыщенные нейтронами вихри. Грудные бойницы взорваны, половина головной секции отсутствует. С накренившегося корпуса медленно падает серая пыль, но невозможно определить, была ли машина верна Гору или же Императору.

— Наш или их? — спрашивает Хол Велоф, выходя из-под прикрытия полуразрушенных плит пола и рифленых секций крыши. Командующий воспринял свой долг учинить резню со всем пылом, которого можно ожидать от одного из сынов Лоргара. Уничтожение гражданских убежищ оживило его, и тело наполнено силой от прикосновения Кровавого.

Он полагает, будто столь банальных смертей хватит, чтобы спасти его, и от этого губы Карто кривятся со смесью веселья и презрения.

— Кто знает? — отзывается Темный Апостол. — Сейчас это едва ли имеет значение.

— Его можно использовать? Обратить против Тринадцатого?