Локен услышал, как из решетки вокса Ареса Войтека вырвался шум помех, и ему не потребовалась аугметика Механикума, чтобы понять, что того пробрала до костей злоба при виде воина из Легиона, который убил его примарха.

Четверо новоприбывших остановились у основания рампы, и обе группы мгновение оценивали друг друга. Локен сделал шаг вперед, однако первым заговорил Тюрфингр.

— Это ты Локен? — спросил он.

— Я.

Космический Волк протянул руку, и Локен по-старому сжал ладонью его запястье. Тюрфингр вскинул вторую руку и сжал ею загривок Локена, словно собираясь вырвать ему глотку собственными зубами.

— Брор Тюрфингр, — произнес он. — Ты позвал седого волка, чтобы свалить беглого волка. Это лучшее решение в твоей жизни, но если я сочту, что твои корни слабы, то лично убью тебя.

Хотя его первоначальные цели подверглись извращению, так называемый «Безмолвный Орден» Сынов Гора все так же собирался в тайне. Когда-то в спальных залах помещались тысячи членов палубной команды, но при нормальном положении дел здесь обитало лишь эхо.

До Исствана, в то время, которое больше не имело значения для Легиона, ложа встречалась не чаще, чем того требовали потребности кампании. Примарх позволял ее, даже поощрял, однако она всегда служила военным нуждам. Теперь же она собиралась регулярно, по мере того, как Сыны Гора познавали новые тайные искусства.

В длинном сводчатом зале собралось около тысячи воинов — армия в броне цвета морской волны, с поперечными гребнями на шлемах и в багряных мантиях. Со сводов спальни свисали почерневшие от войн знамена, а на длинные пики по всей длине помещения были насажены окровавленные трофеи. Над широкими чашами с прометием вздымался химический дым и рыжее пламя. Медленная дробь ударов кулаков по бедрам эхом отдавалась от стен из камня и стали.

Чувство предвкушения было физически ощутимо.

Сергар Таргост также его испытывал, однако заставлял себя размеренно шагать и царственно держаться. Как и все легионеры, капитан Седьмой роты был широкоплечим и могучим, но в нем присутствовала массивность, из-за которой спарринг-партнеры замирали, вытянув его имя в тренировочной клетке. У него было грубое лицо неистинного сына, а поверх старого шрама, рассекавшего лоб надвое, пролегла куда более чудовищная рана.

Во время гибели Исствана V его ударил терминатор Железных Рук, и травма от попадания едва не прикончила Таргоста на месте. Облегающий шлем не дал мозговой жидкости просочиться сквозь раздробленные остатки черепа. Апотекарии сшили осколки кости под кожей, закрепив наиболее крупные фрагменты на поверхности лица при помощи десятков эластичных фиксаторов.

При помощи Лева Гошена Таргост приделал к выступающим концам фиксаторов черные когти, выдранные с чешуйчатой шкуры мертвого Саламандра, от чего у него стало шипастое лицо безумца. Он больше не мог носить боевой шлем, однако Таргост счел это приемлемой компенсацией.

Таргост двигался среди Сынов Гора, периодически останавливаясь понаблюдать за их работой. Иногда он давал наставление касательно точного угла наклона клинка, правильного синтаксиса колхидских грамматических форм или же необходимого произношения ритуальной мантры.

Воздух пел от силы, как будто прямо за порогом восприятия существовала некая тайная симфония, которая вскоре прорвется в явь. Таргост улыбнулся. Всего несколько кратких лет назад он бы высмеял нелепую поэтичность подобной мысли.

И все же, в ней присутствовала истина.

Этой ночью прикосновение Изначальной Истины преобразит ложу из братства дилетантов в орден избранных.

Об этом знали все присутствующие, в особенности — Малогарст.

Облаченный в белоснежную ризу, надетую поверх боевого доспеха, советник Магистра Войны вошел в зал через один из вертикальных транзитных столбов. Малогарст отвесил почтительный поклон. В Безмолвном Ордене не существовало системы званий за исключением магистра ложи, и эту власть должен был уважать даже советник примарха.

— Советник, — произнес Таргост, когда Малогарст подковылял к нему.

— Магистр ложи, — отозвался Малогарст, не отставая от Таргоста, несмотря на сросшуюся массу костей и хрящей в его тазу и нижней части позвоночника, которая упорно не исцелялась. Он помогал себе при ходьбе эбеновой тростью с янтарным навершием, однако Таргост подозревал, что раны советника были уже не столь изнуряющими, как тот изображал.

— Сомневаюсь, что на борту «Мстительного духа» есть более заброшенное место, — с ухмылкой сказал Малогарст. — Разумеется, ты же понимаешь, что ложе больше нет нужды таиться в тени.

Таргост кивнул.

— Знаю, но старые привычки, понимаешь?

— Абсолютно, — согласился Малогарст. — Традиции необходимо поддерживать. И сейчас даже в большей степени.

Малогарст заработал кличку «Кривой» за свой разум, который плел лабиринт интриг вокруг Магистра Войны, однако старое прозвище приобрело более буквальный смысл во время первых выстрелов войны против Терры.

Против другой Терры, где заблудший глупец, считавший себя Императором, пошел против Сынов Гора.

Нет, напомнил себе Таргост, тогда Легион еще был Лунными Волками, название не отражало гордыню ведущего их воителя. Малогарст вылечился и, несмотря на безвкусность старого прозвища, пожелал сохранить его.

Они шли сквозь толпу. Новость о прибытии Малогарста распространялась, и воины расступались перед ними, открыв цель пути.

На приподнятом плинте, покрытом выписанными мелом геометрическими символами, стояли две строительные балки, сваренные в форме буквы «Х». К кресту был прикован лишенный доспеха легионер, голову которого удерживал на месте пересекающий лоб массивный железный зажим.

Геру Гераддону, ранее входившему в Штурмовую Тифонуса, на Двелле пробили легкие два чогорийских тулвара. К тому моменту, как до него добрались апотекарии, лишенный кислорода мозг уже получил необратимые повреждения. От прежнего человека ничего не осталось, одно лишь пускающее слюни тело, которое не могло принести Легиону никакой пользы.

До настоящего момента.

Шестнадцать членов ложи в капюшонах, стоящие кругом вокруг Гераддона, держали плачущих пленников, захваченных при штурме Тижуна. В основном знать, часть уроженцы Двелла, часть приезжие имперцы. Мужчины и женщины, отдавшие себя на милость Сынов Гора лишь для того, чтобы обнаружить, что у тех ее нет. В любой традиционной войне они бы стали предметом торгов, средством переговоров, однако здесь они в целом представляли собой нечто более важное. Они всхлипывали и унижались, умоляя или пытаясь заключить сделку, иные предлагали свою верность, или же куда более ценные вещи.

Когда Малогарст и Таргост ступили на плинт, на зал опустилась благоговейная тишина. Малогарст изобразил, что шаг дался ему с большим трудом, и Таргост покачал головой при виде спектакля советника.

— Давай закончим с этим, — сказал Таргост, протягивая руку.

Малогарст покачал головой.

— Магистр ложи, с этим нельзя так просто торопиться, — произнес он. — Я знаю, что ты всегда действуешь согласно принципам, но это не брешь, которую нужно взять штурмом. Сергар, здесь ритуал — это всё, необходимо соблюдать надлежащий порядок вещей, произносить правильные слова и совершать подношения точно в нужное время.

— Просто дай мне нож, — ответил Таргост. — Произноси слова и скажи мне, когда вскрыть им глотки.

Узники завопили, и их пленители усилили свою хватку.

Малогарст вынул из-под своего облачения длинный кинжал с кривым клинком, сработанным из темного камня. Поверхность была выщербленной и грубой, как у чего-то извлеченного из земли мотыгой дикарей, но Таргост знал, что лезвие отточено так остро, как не в силах сделать ни один оружейник.

— Это… — начал было он.

— Один из клинков, созданных Эребом? — спросил Малогарст. — Нет, разумеется, не из них, однако похожий.