Что в этих смертных было такого ценного?

Молот Пертурабо раскалывал головы, кулак ломал конечности, число его убийств росло скачками в геометрической прогрессии. Фальк и Кроагер вели собственные бои и, погрузившись в родную стихию, старались не подпустить эльдарских созданий к своему примарху.

Пертурабо знал, что в битве против этих несметных полчищ они были обречены на поражение, но что еще им оставалось, кроме как сражаться?

Его генетический отец всегда говорил, что плохой план лучше никакого, и один такой план начал оформляться в голове, пока он продолжал теснить назад эльдарские призрачные машины. Рождаемые из башен существа не знали колебаний, но по отдельности представлять Железным Воинам серьезную угрозу не могли. Пертурабо видел, что создания, окутанные сиянием от колонны света, не были разумны: их оживили, но не дали никаких стремлений, кроме стремления атаковать. Они сражались без стратегии или плана.

Единственной их функций было убийство вторженцев, и неважно, сколько их погибало при этом. Их можно было некоторое время сдерживать, но численное превосходство рано или поздно позволит им взять верх. Даже Пертурабо не выжил бы в схватке с таким числом противников, но он знал, что еще не все потеряно.

Он вышел из рядов сражающихся и вместе с Железным Кругом прошагал обратно к краю бездонной шахты в центре зала. Дети Императора, стоявшие у наклонной дорожки, вскинули оружие при его приближении, но Пертурабо покачал головой.

— Убить их всех, — сказал он.

Роботизированные воины Железного Круга открыли огонь, выстрелами из тяжелых пушек и плазменных орудий сбивая с ног всех Детей Императора, кроме одного. Изломанные тела подхватило полотном света, словно стремительным течением реки. На глазах Пертурабо они взмыли к черноте наверху и растворились.

Последнего воина Пертурабо застрелил точным залпом из орудия, закрепленного на латной перчатке. Он не почувствовал сожаления, убивая легионера. Тот сделал свой выбор и пошел против Пертурабо, а это каралось смертью, какому бы легиону солдат ни служил. Он прошагал к краю шахты, ощущая почти непреодолимую мощь изумрудного света, взмывающего к сингулярности наверху. Оставшиеся последователи Фулгрима взирали на Пертурабо с неприкрытой ненавистью, сбросив маски братства, ставшие ненужными теперь, когда их повелитель начал последний этап обмана.

Внизу тропа спиралью уходила в неизвестность, и Пертурабо был почти готов поверить, что она ведет к самому центру мира. Едва эта мысль оформилась, он понял, что это действительно так. Именно туда она его и приведет. К сердцу искусственно созданной планеты, где со времен, не сохранившихся в памяти смертных, был скрыт ото всех объект тайных устремлений Фулгрима.

К нему направлялся Барбан Фальк, и Пертурабо знал, что именно тот собирается сказать, прежде чем первые слова раздались по воксу.

— Не трать слова напрасно, сын мой, — сказал он. — Куда я иду, ты не можешь за мною идти[15].

Пертурабо вступил в свет, и тот с яростью вцепился в броню, пытаясь оторвать примарха от земли. Но не физическая сила тянула его, а незыблемая воля жизней, это сияние составлявших, — ибо теперь он понимал, что оно было не порождением природы и не механически сгенерированной энергией, а квинтэссенцией всех, кто здесь погиб.

И кто до сих пор оставался в тюрьме сияющих драгоценных камней.

Этот мир не бросили — его превратили в склеп для тех, кто никогда не умрет. Для тех, чьи души обитали в чистилище и чьи тела перестали существовать, для тех, чья сущность была вынуждена находиться в сумеречном состоянии бестелесности.

Он не мог и представить себе более жестокой судьбы, чем быть обреченным на это небытие.

Пертурабо начал спускаться к сердцу их мира.

Орудия Стор Безашх смотрели на полосы призрачно-зеленых огней, словно предвещающих бурю, что вот-вот разыграется в бурлящем небе. Торамино наблюдал за командирами орудий и их бригадами, выносящими из подземных казематов снаряды и с машинной точностью готовящими установки к ведению огня.

Форрикс торопливо выпалил по воксу приказ провести завершающую оборонительную операцию: обстрелять зону, которая соединит позиции у гробницы и стены цитадели. Между двумя крепостями следовало расчистить полосу, чтобы в нужный момент отступить по ней к месту высадки. Торамино припомнил, что вокс-канал был забит помехами и наполнен непрекращающимся плачем ветра, из-за которых слова триарха можно было понять и неправильно.

Какая трагичная ошибка связи, с которой, впрочем, доводится сталкиваться всем воинам на поле боя.

Он пролистал топографические схемы цитадели, на которой ее собственные массивные строения были выделены белым, а позиции Железных Воинов — синим. Точки падения снарядов и области поражения были обозначались красными отметками, переходящими в оранжевые круги, потом в желтые, и наконец в зеленые.

Красный и синий накладывались друг на друга в крепости, которую занимали Форрикс и Камнерожденный. У Торамино не было веских причин не любить Солтарна Фулл Бронна, и его гибель лишит легион ценных знаний, но Торамино был вполне готов заплатить эту цену. Имея столь точные данные о цели, командиры орудий Стор Безашх не нуждались в пристрелке или корректировщиках.

Торамино стоял у края парапетной стены, разглядывая расплывчатый силуэт цитадели. К его огромному облегчению, мерцающая зеленая дымка, показавшаяся недавно на горизонте, миновала зону высадки и не тронула контрвалационные линии. Грозовое облако извивающихся линий и мимолетных форм с неотвратимой яростью налетело на укрепления возле стен цитадели — туда, где колонны дыма и мечущиеся столбы огня свидетельствовали о жестокости битвы, идущей внутри.

Значок финальной готовности на его инфопланшете стал зеленым, и Торамино вновь повернулся к рядам орудийных стволов, устремленных в небо. Это были его орудия, его воины. Стор Безашх отвечал только ему, и никому другому. Скоро они станут почетной гвардией триарха, и, охваченный этой мыслью, он коснулся мигающего красного символа на экране.

— Огонь на поражение, — сказал он.

Свет объял Пертурабо, и он ощутил, что в спектрах его и волнах заключены миллионы духов. В одном Фулгрим сказал правду: целая цивилизация погибла, хотя здесь содержалась лишь толика жизней, оборвавшихся в тот катастрофический миг грехопадения. Он не знал, да и не хотел знать, что случилось с эльдар. Рок настиг их в эпохе уже минувшей, и причины того уже не имели значения.

Достаточно знать, что раса эта сейчас на пути к полному вымиранию.

Мертвые Йидриса никуда не ушли: их духи (хотя Пертурабо не нравилась сверхъестественная подоплека этого термина) были вплетены в саму природу света, вырывавшегося из неведомого источника на дне шахты. Здесь же оставался и ужас, который умершие пережили в момент гибели, и Пертурабо чувствовал, как отчаянно они стремятся заставить его испытать то же самое. Он сопротивлялся, помня о собственных целях, но чем глубже уводила спираль пандуса, тем сильнее становилось влияние мертвых. Каждый его шаг вызывал эхо, которое звучало куда дольше и распространялось куда дальше, чем было возможно физически, как будто он шел по дорогам уже не материального мира.

Хотя путь перед ним казался ясным, Пертурабо понимал, что он не предназначен для людей, что каждый шаг вниз здесь никак не связан с понятием расстояния в мире наверху. Искры алмазов, мерцавшие на мосту, разбегались у него из-под ног, словно крошечные кристаллические арахниды. Стена рядом с ним была абсолютно гладкой, за исключением выступа внизу, на котором он стоял, и Пертурабо видел призрачные силуэты, парящие внутри ее материала. Силуэты тянулись к нему, но не могли вырваться из своей каменной ловушки.

Звуки боя, доносившиеся сверху, утонули в реве света и шелесте миллиарда голосов, говоривших наперебой. Пертурабо мысленно отгородился от них, но полностью изолировать эту помеху не смог. Его мозг, созданный на основе генетической структуры Императора, был наделен намного большей способностью к восприятию, чем у простых смертных. Мертвые Йидриса чувствовали это, и потому изо всех сил старались докричаться до него.