А противник перешел в наступление. Советские пехотинцы, танкисты и артиллеристы стойко отбивали яростные атаки его превосходящих сил. Враг все наращивал и наращивал мощность удара. И в это время на командном пункте авиационной части зазвонил телефон.
— Авиаторы, вы бы помогли нам, что ли?!
Общевойсковой командир не приказывал, не просил. Он намекал на то, что наземным войскам очень трудно, что помощь авиации была бы очень и очень полезна…
Авиационный командир вышел к летчикам Александра Миронова. Он тоже не приказывал, не просил. Он обратился к сознанию своих боевых друзей:
— Товарищи! Надо помочь нашим братьям-пехотинцам. Погоды нет, но лететь надо.
Вот и все, что он сказал.
В воздух поднялись летчики Александра Миронова. Они обрушили на врага смертоносный огонь.
А тем временем на аэродром надвигался извечный враг авиации — туман.
Командир части, уже получивший сведения об успешной атаке вражеских войск нашими летчиками, нервно ходил по краю аэродрома. Сумеют ли приземлиться летчики Миронова — вот что волновало командира.
В голове возникали десятки «за» и «против». Миронов — отличный летчик. Он-то сядет. А его товарищи?
Он вспомнил, как познакомился с Мироновым. Увидел его впервые в полете. И сразу понравился его воздушный «почерк», понравилась его мастерская посадка на аэродром.
— Кто это приземлился? — спросил генерал.
— Старший лейтенант Миронов, — доложили ему.
А спустя несколько минут перед ним предстал молодой-молодой летчик с розовыми, как у девушки, щеками и, как девушка, застенчивый. На груди сверкали два боевых ордена: Красного Знамени и Отечественной войны I степени. Вскоре потребовалось назначить нового командира эскадрильи. Генерал пошел к летчикам, спросил:
— Кого бы хотели?
— Миронова, — ответили в один голос.
Запомнилось генералу и такое:
На шестерку Миронова напали фашистские истребители. Целая армада «Фокке-Вульфов» и «Мессершмиттов». Казалось, потери неизбежны… Но Миронов перестраивает боевой порядок. Создает «круг». Летчики встречают атаки вражеских истребителей огнем пушек и пулеметов, с тыла врага отражают воздушные стрелки. И вот уже объятый пламенем, рушится один фашист. Минуту спустя — второй.
Миронов не только отстреливался. Во время боя он все больше и больше прижимался к земле, чтобы лишить противника возможности атаки «илов» снизу…
— Сядет, — уверенно говорит себе генерал.
— Миронов возвращается, — докладывают генералу.
— Ориентируйте его.
— Он уже сообщил, что знает о тумане.
Генерал ждет. И вот он слышит голос Миронова:
— Держитесь на пеленге, — командует он подчиненным. — Буду сажать вас по очереди. Я — последним…
И вот один за другим выскакивают штурмовики Миронова из тумана, приземляются, замирают на аэродроме. Сели все пять. Последним — Александр Миронов…
— Молодец! — говорит генерал. — Ну, молодец!
В тот день генерал и подарил ему фотомонтаж, с которым Александр Миронов после никогда не расставался.
Но победы не шли сплошной беспрерывной полосой.
— А что было самое трудное в вашей боевой жизни? — спрашивает Александра Ильича молодой собеседник.
— Самое трудное? — переспрашивает Александр Ильич. Некоторое время он размышляет. Потом, как бы погрузившись в далекое прошлое, продолжает разговор:
— Самое трудное — оказаться сбитым над территорией, занятой противником.
— А вас тоже сбивали? — интересуется собеседник.
— Сбивали, — говорит Александр Ильич. — И не однажды. Семь раз сбивали. Иной раз удавалось дотянуть до своих, иной — сесть на так называемой «ничьей» земле (это между линиями окопов — нашими и вражескими), а дважды садился в самое пекло, в расположение вражеских войск.
В последний раз его сбили 18 сентября 1944 года. Советские войска вели бои за освобождение Прибалтики. Враг отчаянно огрызался, бросал в контратаки новые и новые части из резервов.
— Западнее Добеле скопление фашистских танков и автомашин. Атакуйте! — приказал командир.
Шестерка «илов» под командованием Миронова помчалась в поднебесье. Вскоре Миронов заметил на опушке леса вражеские машины.
Атака. На скопление машин падают десятки противотанковых бомб. Грохочет взрыв за взрывом… Шестерка Миронова перестраивается «в круг». Один за другим «илы» обстреливают врага из пушек и пулеметов. Горят вражеские танки, рвутся цистерны с горючим… Но враг опомнился, его зенитки зло отстреливаются… Однако самолеты Миронова, искусно маневрируя, избегают поражения. Внизу море огня. Пора выходить из боя. Миронов собирает друзей. Сам отваливает в сторону: надо пройти над местом атаки, сфотографировать ее результаты… Самолет делает разворот. Вот уже он миновал место побоища. Вот уже летчик выключил фотоаппарат… И вдруг самолет встряхнуло. Он потерял устойчивость, из бензобака вырвалось пламя…
Первая мысль — дотянуть до своих войск! Во что бы то ни стало — дотянуть! И Миронов тянет. Товарищи по эскадрилье кружатся около. Но что они могут сделать: в воздухе — не на земле, так просто руку помощи товарищу не протянешь…
— Уходите на базу! — приказывает Миронов. — Уходите!
Он еще тянет. Пылающий факел несется над лесом и лугами. Внизу улюлюкают фашисты, ждут, когда упадет советский самолет. Вот тогда они схватят летчика и поиздеваются над ним вдоволь!
Но самолет летит и летит. Твердые руки летчика и его железная воля ведут пылающую птицу ближе к линии фронта.
Однако всему есть предел. Уже загорелась кабина. Еще две-три минуты — смерть!
— Прыгайте! — передает командир воздушному стрелку.
— А вы? — спрашивает тот.
— Прыгайте немедленно! — кричит командир.
Стрелок оставил машину. Теперь очередь Миронова. Он откидывает козырек кабины, пламя обжигает его лицо. Но надо вырваться из кабины, пробиться сквозь пламя! Еще одно усилие, и он вываливается за борт. Некоторое время падает, потом раскрывает парашют. Горящая птица уносится дальше. Миронов видит, как над лесом взметнулись пламя и столб дыма от взрыва его «ила».
Может быть, это его и спасло. Наверное, фашисты решили, что лётчик погиб, взорвался вместе с самолетом. А может быть, кто-нибудь из них и видел приземление летчика, может быть, гитлеровцы кинулись его искать? Но Миронов не ждал врага. Освободившись от парашюта, он немедля стал уходить от места приземления. Совсем близко слышались голоса немцев. Здесь стояли фашистские подразделения. Стараясь не привлекать внимания, Миронов устремился в глубь леса. Останавливался, прислушивался, снова шел. Карта и компас помогли ему сориентироваться, определить курс движения. Но идти днем все же было опасно. Можно было нарваться на фашистов. Грохот боя доносился то справа, то слева, то с востока. Обе стороны вели новые и новые атаки. Надо обождать до ночи. К ночи бой утихнет. Утомленные гитлеровцы заснут. Тогда можно попытаться перейти фронт.
Остаток дня летчик просидел в лесу. А когда стемнело, двинулся на восток. Шел всю ночь. Шел?.. Полз, лавируя между вражескими окопами, скоплениями вражеской техники. Полз с пистолетом в руке. Готовый семь пуль послать во врага, а восьмую… Восьмую, если положение будет безвыходное, отправить в собственный висок. Только не сдаваться!..
— А о чем вы тогда думали? — спрашивает Александра Ильича собеседник.
— Как о чем? О том, чтобы прийти к своим, снова бить врага.
— И все время об этом?
— Ну, не все время. Но думал… Между прочим, когда ночью оказался между двух вражеских окопов и услышал рядом голоса немцев… Кстати, в тот самый момент в небо взлетела вражеская ракета, и мне показалось, что меня вот-вот обнаружат… Вот тогда я вспомнил свое родное село Хрущево. Около станции Плеханове оно, знаете? Как в кино, увидел и наши домики на косогоре, и вишневые кусты в палисадниках, и зеркальный блеск Упы среди сочных лугов, и подернутые дымкой далекие крыши Тулы… Вот это вспомнил… А потом ракета погасла. Снова пополз, снова думал, как бы добраться до своих…