— Итак, товарищи, договорились по всем пунктам? — сказал Полозов, заканчивая совещание. — Все, что требует приказа, будет сегодня же оформлено. Кстати, один приказ у нас уже подготовлен…
Он взял у секретарши черновик приказа, про себя прочитал его, помолчал и вдруг дружески улыбнулся всем:
— Подписывать?.. Или, может быть, обойдемся по-хорошему?
Гусаков встал и широким жестом протяиул Полозову руку:
— Куда ни шло, попробуем по-твоему. Эко ты нас в оборот взял, Алексей Алексеевич! Ха-а-рактерный человек! Пересилил-таки.
— Возражений нет? — спросил Алексей, складывая злополучный листок. По-мальчишески подмигнул, разорвал листок пополам, потом еще и еще.
11
Николай Пакулин жил в том состоянии душевного подъема, когда все удается и все кажется достижимым.
Экзамены в техникуме были сданы без единой тройки, после экзаменов поехали на Кировские острова на праздник белых ночей, там были Ксана с Валей и Аркадий Ступин, и вышло так, что Николай стал четвертым в этой компании и они катались вместе на лодке. Конечно, разговор шел общий, но, когда выехали на взморье, Ксана начала вспоминать описание белой ночи у Пушкина; ни Валя, ни Аркадий не знали его наизусть, а Николай знал, и они с Ксаной на память читали его — Ксана строчку и Николай строчку... Потом Николай греб и смотрел на Ксану, а Ксана сидела на руле и слегка улыбалась ему. Но еще лучше было то, что они опоздали на последний трамвай и шли пешком через весь город. Аркадий пошел проводить Валю, а Николай проводил Ксану, и у ее дома они еще немного постояли и поговорили. О чем? Ни о чем особенно, но все получалось как-то складно и ласково, и уже в последнюю минуту, когда заспанный дворник открывал парадную, Ксана протянула руку и не торопилась отнять ее, и сказала, опустив глаза:
— Спасибо, Коля. До свидания.
Спасибо?! Она его благодарила! Николай думал, что после того, как он завоюет общегородское первенство, он подойдет к ней и предложит. «Ксана, в Петергофе пущены нее фонтаны, съездим вместе в воскресенье». Может быть, она и согласится?
В прошлом месяце он уже почти догнал в общегородском соревновании Витю Сойкина, а теперь они с Федей придумали новые оправки и пока давали выработку выше, чем бригада Сойкина. Николай познакомился со своим главным соперником и с тех пор вдвойне мечтал о победе, — уж очень Сойкин самоуверен... Ничего, придется ему отдать знамя!
Вдохновляло Николая и общее приподнятое настроение, царившее в цехе с тех пор, как Полозов стал начальником.
В первые же дни Полозов собрал у себя бригадиров и лучших стахановцев. Он советовался с ними и выдвинул перед ними задачу:
— Превратить цех в сплошь стахановский!
На этом же совещании был создан постоянный стахановский совет, и Николая выбрали членом его.
В цехе много говорили о переменах, которые ввел новый начальник.
Теперь начальники смен и мастера сдавали и принимали смену, как в армии сдают и принимают дежурства. Было известно, что всем им предложено учиться, что Полозов проверял, читают ли они книги, и какие. Рассказ о забавной истории, происшедшей на совещании командиров производства, облетел весь цех — и понравился.
Нравилось и то, что Полозов смело выдвигает новых людей. Женю Никитина назначил начальником инструментального хозяйства, Сашу Воловика сделал сменным мастером на сборке, Валю Зимину перевел с крана в планово-диспетчерское бюро дежурным диспетчером...
Николай видел, что многие дела в цехе пошли быстрее. На его участке не хватало подъемной стрелы. О стреле неизменно заговаривали на производственных совещаниях, на партгруппе, на оперативках. Полозов договорился с цехом металлоконструкций, некоторые работы взялся сделать у себя в цехе — и стрелу установили под шутки и рукоплескания рабочих:
— Вот что значит — захотеть!
— Удалой долго не думает!
Попадались, конечно, и маловеры. Старый Гусаков сказал Николаю, насмешливо дергая губой так, что его сивые усы подпрыгивали:
— И чего вы все с ума посходили? Горяченький-то скоро надрывается. Я этих новых метел на своем веку знаешь сколько видал?
— Теперь все от нас зависит, — горячо возразил Николай. — Мы должны поддержать Полозова, а он нас всегда поддержит.
— Ну-ну! Поддерживай, милок, старайся, — сказал Гусаков. — Авось твоя помощь все решит. А я, понимаешь, в библиотеку пойду, — ему, вишь, не спится, пока Гусаков не приучится романы читать...
У нового начальника цеха был обычай — как бы он ни был занят, первый час проводить на производстве. В этот ранний час любой рабочий мог поговорить с ним; он сам, своими глазами видел начало нового трудового дня с сегодняшними отличиями и затруднениями.
Однажды утром Полозов подошел к Николаю и начал расспрашивать его о членах бригады. Интересовали его наиболее трудные ребята, с которыми Николаю пришлось повозиться. Ответы Николая он слушал внимательно и как-то задумчиво, словно что-то взвешивал или решал.
— Вам для чего, Алексей Алексеевич? Для статьи?
На заводе поговаривали, что пора о пакулинцах написать в газете, и Николай ждал этого — за последние недели нарастающих успехов он познал возбуждающий вкус славы.
— Нет, Коля, не для статьи, — неопределенно ответил Полозов и спросил, какого мнения Николай о бригаде Назарова.
Эта недавно возникшая молодежная бригада уже начала «наступать на пятки» пакулинцам, и кое-кто подшучивал: «Смотри, Коля, обгонят тебя назаровцы!» Николай только головой качал: нет, далеко им до этого! Он и сейчас ответил со снисходительной улыбкой:
— Неплохая бригада. Но с теми ребятами еще работать и работать!
— А ведь показатели у них хороши?
— Что ж такого, — сказал Николай, — бригадир хорош, вот и тянет.
Полозов что-то промычал и пошел дальше с тем же задумчивым видом. А в середине дня Николая вызвали в кабинет начальника.
В кабинете, кроме Полозова, сидели Карцева и Ефим Кузьмич. Все трое обернулись к Николаю с особенным выражением интереса и ожидания.
— Садись, герой, — сказал Полозов. — Как думаешь, товарищ Пакулин, кто из твоих ребят способен самостоятельно работать?
Николай замялся. Ясно было, что кого-либо из пакулинцев хотят выдвинуть бригадиром в другую, новую бригаду. Решение естественное и заслуженное... но-отпускать никого не хочется.
— Не знаю, — уклончиво ответил он. — Ребята все хорошие. Но они из бригады не пойдут.
— А все-таки — кого бы ты порекомендовал? Николай медлил — ему было жалко любого. Да и в новых бригадах кто будет? Кешки да Петьки? Вытянуть такую бригаду — ох, маята!
— Ну что же, Коля? Или нет таких? — поторопила Карцева.
— Как нет! — самолюбиво откликнулся Николай. — Тот же Аркадий Ступин. Или Слюсарев. Ребята способные, выросшие. Аркадий уж на что был трудный парень, а теперь прямо молодец! Он меня подменял, когда я сдавал экзамены. Ефим Кузьмич скажет — энергичный был бригадир. А Федя Слюсарев, сами знаете, парень с головой. Рационализатор.
Полозов, улыбаясь, вынул из стола листок бумаги с тремя фамилиями: Пакулин, Слюсарев, Ступин.
— Что, знаю кадры?
Затем он заговорил другим, многозначительным тоном:
— Большим кораблям — большое плавание. С понедельника, Коля, мы твою бригаду разделим. Участок будет работать в три смены с полной нагрузкой. Вашу бригаду мы разобьем на три части, по три-четыре человека в группе, и к каждой группе присоединим новичков. Вот список этой молодежи. «Решайте сами, как разделиться и кого из молодежи в какую группу добавить. Пакулинцы должны стать ядром новых бригад, вожаками и воспитателями молодых рабочих. Вот приказ.
Он протянул Николаю уже отпечатанный и подписанный приказ.
— Дело твоей чести, Коля. Твоей и твоих ребят. Надо справиться.
Николай тупо глядел в список, открывавшийся фамилией Степанова Иннокентия. Взял приказ, так же тупо, не понимая, прочитал его. Исподлобья огляделся — все смотрели на него, а он не любил проявлять свои чувства.