Он сел к столу и начал энергично, с нажимом выво­дя буквы и ломая карандаши, набрасывать жесткий, обстоятельный приказ об ускорении выпуска первой турбины.

Клава появилась в дверях:

— Гриша, чай пить!

Он отмахнулся:

— Погоди, погоди, Клавушка!

Ему не нужно было сверяться с бумагами для того, чтобы не забыть ни одной заготовки, ни одной детали, идущих в турбинный из других цехов. Все это он знал наизусть — разбуди ночью, и то не собьется. Он пред­ставлял себе, как завертятся начальники цехов, получив приказ, крепко сжимающий и без того напряженные сроки. Уже улыбаясь, он скорописью дописал последние пункты, собрал в кучу сломанные карандаши и позвонил Любимову.

— Алло! — певуче откликнулась Алла Глебовна.

В трубку ворвалась музыка. Красивый бас томи­тельно жаловался.

 — Георгия  Семеновича! — не здороваясь, властно потребовал Немиров.

Сквозь музыку до него донесся вопрос Любимова: «Кто?» — и беспечный ответ Аллы Глебовны: «Не разо­брала, незнакомый кто-то».

— Я слушаю, — раздался благодушный бас Люби­мова, сопровождаемый другим, поющим басом:

— Говорит Немиров. Остановите вашу музыку и слушайте внимательно.

Григорию Петровичу казалось, что он видит, как за­махал рукою Любимов и как Алла Глебовна, с перепу­ганным лицом, бросилась к патефону.

Рыдающий голос оборвался на полуслове.

— Спаться вам теперь долго не будет, — сказал Не­миров. — Завтра утром получите приказ. Выпуск первой турбины я решил значительно ускорить. Приказ оконча­тельный и безоговорочный.

Аня бежала к начальнику цеха в состоянии, когда не только не скрываешь своего возмущения, но и не хо­чешь скрывать. Никому до нее нет дела? Хорошо же! Она сама о себе напомнит!

В цехе начался тот самый «аврал — свистать всех наверх!», о котором говорил Гаршин. Все были заняты по горло, только Аня как бы выпала из общего напря­женнейшего труда и очутилась в странном положении человека, который болтается в цехе сам по себе, что-то придумывая и пытаясь осуществить в одиночку. Никто от нее ничего не ждал и не требовал. Ни приказаний, ни средств ей не давали. О ней попросту забыли, а когда она пыталась о себе напомнить, отмахивались:

— Только не теперь, Анна Михайловна! Вот сдадим турбину, тогда займемся. А сейчас, сами видите...

Даже Алексей Полозов, на ходу выслушав Аню, по­мотал головой и пробормотал:

— Ох, Аня, погодите, сейчас не до того!

Единственное, чем она могла заниматься, — это обу­чением молодежи. Однако и тут не было удачи. Аня очень рассчитывала на собрание учеников, но часть мальчишек совсем не пришла, а те, что пришли, шуме­ли, толкались и с любопытством наблюдали, надолго ли у Карцевой хватит терпения и что она сделает, когда терпение лопнет.

Николай Пакулин провел беседу даже лучше, чем ожидала Аня. Ей казалось, что его рассказ убедителен, доходит до сердца. Но когда все разошлись, Аня обнаружила на доске нарисованный мелом кукиш и не очень грамотную надпись: «Гогачками нас не сделаиш!» Она чуть не расплакалась от досады.

Только один человек интересовался Аней — Виктор Гаршин, но ее работа тут была ни при чем. Гаршин успевал забежать к ней между делами, пошутить, за­дать неизменный вопрос: «Как живется, как дышит­ся?» — и взять с нее слово, что после сдачи турбины она будет с ним «кутить, страшно кутить, так, чтоб дым столбом!» Иногда, бросаясь в кресло в ее пустом техни­ческом кабинете, Гаршин восклицал, зевая: «У вас как в раю: тишина, покой и шелест крыл!»

Ане хотелось послать к черту этот «рай», но она ни­когда не жаловалась Гаршину. Вот еще, признаться ему, что сделала глупость, и услышать в ответ: «Я же гово­рил вам, не поддавайтесь на удочку этому фантазеру Полозову!»

Ее терпение истощилось, когда она случайно узна­ла, что предстоит оперативное совещание в связи с при­казом директора о новых сроках. На совещание пригла­шались все начальники участков и мастера, все инжене­ры... кроме Карцевой.

Так и примириться с этим? Ну, нет! Она побежала к начальнику цеха, решив прорваться к нему во что бы то ни стало. Ей как будто повезло — секретарши не бы­ло на месте. Аня уже взялась за ручку двери, когда до ее слуха донесся раздраженный голос Любимова:

— А я вам говорю, — занимайтесь своим делом! Ес­ли я найду нужным, я сам спрошу вашего совета.

Другой, еще более раздраженный голос ответил:

— Делать свое дело можно по-разному. Я не хочу штопать дыры, я хочу работать осмысленно.

Аня не знала, кто это, но ей хотелось крикнуть: и я!

Любимов сказал еще раздраженней:

— Идите и выполняйте то, что я приказал!

Дверь распахнулась, и мимо Ани, задев ее плечом и не заметив ее, прошел Алексей Полозов с бледным и злым лицом.

Понимая, что сейчас начальник цеха вряд ли захочет ее выслушать, Аня все-таки перешагнула порог каби­нета.

Любимов недовольно покосился на вошедшую и вдруг, широко улыбнувшись, пошел ей навстречу:

— А-а, наконец-то пожаловали! Прошу, прошу!

Он усадил ее в кресло и сел в такое же кресло на­против нее, как бы подчеркивая этим, что разговор бу­дет неофициальный, дружеский.

— Ну-с, как живется, как дышится?

Услыхав из уст Любимова этот знакомый вопрос, она сердито ответила:

— Очень плохо.

— О-о! Почему же так?

Волнуясь и торопясь, Аня стала выкладывать все свои нужды и намерения, которые никого не интересуют, свои обиды и сомнения: да нужна ли она вообще?

— Если я не приду на работу, этого никто не заме­тит, кроме табельщицы!

Он не перебивал ее и сочувственно слушал, склонив набок голову.

— Да, нехорошо с вами получилось, Анна Михайлов­на, очень нехорошо.

И он заговорил о том, что приметил Аню еще на за­седании партбюро и тогда же проникся к ней симпатией, что им, соседям, давно следовало познакомиться как следует и он и Алла Глебовна уже пытались пригласить, ее к обеду, а потом началась эта горячка...

Помолчав, он сказал между двумя затяжками:

— Мне очень жаль, Анна Михайловна, что Полозов поторопился с вашим назначением, не подождав меня. Да и вы напрасно поспешили согласиться.

— А куда бы назначили меня вы? — стремительно спросила Аня.

Не отвечая, он продолжал:

— Это бессмысленно — послать вас на такое небла­годарное дело. Насколько я способен разбираться в лю­дях, вы человек энергичный и творческий. Вам нужна перспектива, возможность роста… а в этом техкабинете вы растеряете и то, что знали!

— Я и так многое растеряла, — призналась Аня.

Любимов продолжал размышлять вслух:

— Например, на сборке... Вот где сама работа за­ставила бы вас и восстановить знания, и расширить их! Или на четвертом участке. Начальник участка слабо­ват, да к тому же не инженер, я бы с удовольствием заменил его. А мастер там Ефим Кузьмич. Я сам начинал работать рядом с таким опытнейшим старым масте­ром и до сих пор вспоминаю его с благодарностью.

У Ани дух захватило от волнения — подумать толь­ко! Стоило подождать один-два дня — и вся жизнь по­вернулась бы по-иному!