— Только отдышитесь  сперва.   Как-никак,  идете представителем ведущего цеха!

Когда Николая позвали к телефону в конторку ма­стера, он помчался бегом, втайне надеясь, что звонит Ксана, но услыхал приглушенный мужской голос:

— Поздравляю тебя, Николенька. Очень за тебя рад.

Еще разгоряченный этим бегом и только что закон­чившимся митингом, где он принимал переходящее Красное знамя, Николай присел на табурет, растерянно косясь на зажатую в руке трубку. Он не узнал голоса, но понял, кому он принадлежит.

— Что ж, сынок, вот ты и стал настоящим челове­ком.

— Стараюсь быть, — сказал Николай тем суше, чем отчаяннее сжималось у него сердце от любви и горечи.

— Ну, желаю тебе успехов.

Чувствовалось, что отец хочет сказать еще что-то и не решается.

— Как учишься, Коля? — наконец с усилием спро­сил он.

— Хорошо, — чужим голосом ответил Николай, от волнения ничем не помогая отцу.

Еще несколько минут длилось выжидательное мол­чание, потом в трубке прозвучал щелчок разъединения.

«Что он хотел еще сказать? — думал Николай, в группе товарищей по бригаде выходя из цеха. — Сколько времени не встречались, а тут сразу: «Сынок!» А все эти годы что же?.. Ни разу ведь не вспомнил, что у него сыновья...»

Обгоняя дружную группу пакулинцев, пронеслась мимо ватага подростков. Они паясничали, свистели и срывали друг у друга кепки. Кешка Степанов забежал вперед — одна кепка, козырьком назад, на голове, и еще по кепке в каждой руке, — низко поклонился, размахи­вая ими наподобие того, как рыцари размахивали шляпа­ми и громко выкрикнул:

— Аристократам нижайшее почтенье!

— Дурень, — беззлобно сказал Николай. — Работай хорошенько, таким же будешь.

— Где уж нам уж, со свиным рылом да в калашный ряд! — паясничая, ответил Кешка, шлепнул ногой по луже, норовя обрызгать грязью «аристократов», и со всех ног понесся прочь, чтобы избежать подзатыль­ника.

— Вот ведь дурень, — повторил Николай, морщась.

Разговор с отцом и глупая выходка Кешки омрачи­ли его настроение. А может быть, всему виной было то, что Ксана не пришла на митинг и даже не позвонила. Что ей стоило протянуть руку к телефону и произнести несколько дружеских слов?

— Вы идите, ребята, мне в комитет нужно, — сказал он, надеясь, что Ксана зайдет в комсомольский комитет. Но и в комитете ее не было. Поболтавшись там с пол­часа, Николай решился уйти с завода, да так и замер на пороге проходной.

Напротив ворот, на скамейке, утонувшей  ножками в большой луже, сидела Ксана и читала книгу, нисколько не смущаясь тем, что ее ботики в воде. На ней была маленькая шляпа, удивительно красившая ее, и широ­кое, с большими карманами пальто, которое очень нра­вилось Николаю, — Ксана носила его с таким свобод­ным изяществом, как ни одна девушка. Но что она здесь делает и кого ждет?

— Ты  утонешь,  Ксана, — сказал   Николай,  смело шагнув в лужу.

Ждала ли она кого-нибудь или нет, но Николаю она обрадовалась и охотно согласилась немного пройтись.

Николай взял Ксану под руку, чтоб удобнее было оберегать ее от луж и от ручейков талого снега, пре­граждавших путь то тут, то там. Ксана не любила смо­треть под ноги и шагала беспечно, улыбаясь солнышку, которое то пряталось, то выглядывало на нее из-за об­лаков. Ей очень шло, когда она жмурилась от солнца, — она становилась проще.

Николай рассказывал ей о митинге и о том, как он принял знамя и пронес его по цеху к участку своей бригады, и, рассказывая, пережил заново все торжество, но теперь гораздо ярче, потому что рядом была Ксана. Она припомнила, как сама радовалась знамени и как ей было обидно, когда знамя отвоевала у нее другая бригада.

— А я его не выпущу, — сказал Николай.

— Ну, ну! Так всегда думают!

Она покосилась на него и заметила:

— А ты какой-то новый стал.

— Какой же?

— Не пойму. Солидный, что ли... Это на тебя успе­хи так подействовали?

— А что ж? Я этого так долго хотел... и вот — до­бился!

Ксана помолчала и спросила:

— А это бывает — чувство, что добился всего, чего хотел?

— Не лови меня на слове. Не всего, конечно... но я ужасно доволен.

Он слегка прижал к себе ее руку, а она ласково улыбнулась и сказала, что тоже очень довольна, но при этом слегка отстранилась.

— Знаешь, чего я сегодня хотел больше всего? — спросил он, снова слегка прижимая к себе ее руку.

— Откуда же я могу знать?

— Чтобы ты меня поздравила.

— О-о! — протянула Ксана, еле заметно отстраня­ясь, затем просто объяснила: — Я бы позвонила, если бы знала, что тебя позовут, но ведь у вас был митинг.

Это она умела — самый волнующий разговор повер­нуть так, что он становился обыкновенным товарище­ским разговором.

— А ты об этом подумала?

— Ну конечно. Как же не поздравить победителей!

— А-а! Тогда не поздно. Можешь послать привет­ственную телеграмму в адрес бригады и подписаться: «Депутат горсовета Белковская». Мы ее подошьем к делу. Вклеим в альбом.

Они шли по саду, расширенному в последние годы в честь победы. Молодые деревца торчали из снега и во­ды, растопырив черные, набухшие от влаги подстрижен­ные ветви.

— Но ты же знаешь, Коля, что я очень рада за тебя. Ведь я потому и ждала...

Словно испугавшись собственных слов, она быстро свернула к рощице молодых березок.

— Это наш цех сажал, — сказала она. — Мы обяза­тельно хотели березки. Говорили, они плохо прижива­ются, а ведь прижились! И как же они хороши тут!

Она сама была очень хороша в эту минуту среди тоненьких белых стволов — такая же стройненькая и юная, с очень светлым лицом и выражением хозяйско­го внимания к тому, что окружало ее.

— Какая ты сейчас! — воскликнул Николай и шаг­нул к ней. Трепетные, изумительные слова звучали в его душе, но как трудно было выговорить их! «Сейчас скажу... скажу...» — думал он, с радостным удивле­нием вглядываясь в ее изменившееся, смущенное и отто­го еще более прекрасное лицо.

Но он так и не сказал ничего.

С громким смехом на дорожку выбежала крохотная девочка в красном капоре, с развевающимися светлыми кудрями. Видимо, от кого-то убегая, она быстро-быстро перебирала толстыми ножками в белых рейтузах и сме­ялась от удовольствия.

— Какая славная!.. — сказала Ксана и вдруг осеклась, даже побледнела: догоняя девочку, на дорожке появилась Лиза Баскакова. Лиза весело кричала:

— А вот я тебя догоню! А вот я тебя догоню!

С горделивой улыбкой матери, знающей, что ее ребе­нок хорош, она взглянула на Ксану, узнала ее и ожив­ленно поздоровалась с нею, не обращая никакого внима­ния на Николая, — да и вряд ли она запомнила его в тот вечер, когда ворвалась к ним на кухню и, захлебы­ваясь, кричала: «А мне куда ребенка девать? Душу свою куда девать?»

— Такая шалунья, прямо беда! — с восторженной улыбкой говорила она теперь, как бы приглашая Ксану восторгаться вместе с нею. — Конечно, мы ее балуем не­множко. Так ведь она у нас одна...

Николай отвернулся.

— Как бы она на улицу не выбежала, — напряженным голосом сказала Ксана.

Баскакова побежала догонять девочку. Николай смотрел им вслед.

— Пойдем, Коля, — шепнула Ксана и сама взяла его под руку.

За молодыми березками все еще мелькал красный капор девочки и звенел ее смех. «Моя сестра… это моя сестра», — думал Николай, позволяя Ксане вести себя.

— Ты ее впервые видишь, Коля?

Услыхав голос Ксаны, он с нежной признатель­ностью ощутил, что она, любимая, рядом и что она ве­дет его, вдруг ставшего беспомощным. Он стиснул ее руку и сказал:

— Да. И это... это очень трудно. Отец сегодня зво­нил мне. Поздравлял. А я... Понимаешь, хочу ответить, а горло сдавило.

Она не отстранилась на этот раз.

— Я понимаю. Трудно... Только я бы, наверно, по­ступила иначе. С самого начала. Впрочем, не знаю. Со стороны всегда кажется проще.