— Ну чего кричишь? Чего кричишь? — в свою оче­редь попрекает приятеля Гусаков. — Ходят — и пусть ходят... Эко право! — И тут же сам кричит: — Женя! Никитин!

Женя Никитин торопливо и даже обрадованно поки­дает Николая и Ксану, охотно подходит к столику и пристраивается на один стул с Сашей Воловиком.

Ефим Кузьмич смотрит вслед удаляющейся паре и виновато бормочет:

— А-а... Ну, пусть. Я ведь так.

От вечернего холодка и от мороженого Галочка озябла. Она прижалась к теплому боку дяди Яши, дя­дя Яша понял и прикрыл ее полой пиджака. Так очень уютно, но глаза почему-то не хотят больше смотреть, они сами прикрываются. Голоса звучат то очень дале­ко, то совсем близко и громко. Чужой толстый дядя вдруг страшно заволновался:

— При таких параметрах, вы себе представляете, какой нужен металл?

Через минуту он уже радуется:

— Это такая интересная задача! Такая задача!

Малознакомый Галочке Полозов, тот, которого за­ставили целоваться, с увлечением подтверждает:

— Да, таких сложных и увлекательных задач мы еще не решали. И чисто технических, конструкторских, и производственных!

Глаза Галочки опять смыкаются, голоса звучат да­леко, и снова возникает перед нею ярко-зеленое поле и упругий мяч, летящий в угол ворот, и фигура в черном, прыгающая на перехват мяча вверх и вбок...

— Детские игрушки! — вдруг отчетливо и громко звучит в ее ушах.

Она открывает глаза.

— Да, да, — счастливо улыбаясь, говорит Поло­зов.— Все, что мы делали до сих пор, — это детские иг­рушки по сравнению с тем, что нам предстоит!..

Галочка понимает, что игрушки здесь ни при чем. Но все выглядят довольными и взволнованными, и она не может понять почему.

— Дядя Яша, — шепотом спрашивает она, дергая Воробьева за полу пиджака. — Дядя Яша, чего они ра­дуются?

— Что? — переспрашивает Воробьев, но тут же по­нимает суть ее вопроса, оглядывает лица товарищей, смеется и отвечает:

— Да, наверно, оттого, Галочка, что нам снова будет очень нелегко.

Галочка понимающе кивает головой, — она уже успела узнать, что трудное всегда интересно.