«…Мы обхватили его; но старик не забыл чародейства; Вдруг он в свирепого с гривой огромного льва обратился; После предстал перед нами драконом, пантерой, вепрем великим, Быстротекучей водою и деревом густовершинным…» (Одиссея, IV, 455—458).

Люди у Гомера не могут творить подобные чудеса. Но «приношением жертвы, обетом смиренным, вин возлиянием и дымом курений» (Илиада, IX, 499—500) они могут заставить богов совершать для них чудеса. Так, когда Одиссей возвращается на родину, Афина придает ему вид нищего для того, чтобы весть о его прибытии не распространялась слишком рано.

Из творчества Гомера известно, что греки верили в силу магических песен и формул и признавали, что произносимое слово само по себе обладает способностью и свойством влиять на естественное течение событий. Поэтому в их магии, как и у других народов, практиковались молитвы и заклинания. Заговоры, например, применялись в медицине наряду с рациональными методами. Когда Одиссей на охоте был ранен вепрем, врачи «Одиссееву рану перевязали заботливо; кровь же, бежавшую сильно, заговорили» (Одиссея, XIX, 456—458).

В арсенале Гомера масса всевозможных магических средств и орудий. Это и неодолимый пояс Афродиты (Илиада, XIV, 223), и жезл Гермеса, «которым у смертных, по воле всесильной, сном смыкает он очи или отверзает у спящих» (Илиада, XXIV, 343—344), и «гореусладный, миротворящий, сердцу забвенье бедствий дающий» напиток Елены (Одиссея, IV, 221—222), и волшебный жезл и напиток Цирцеи (Одиссея, X, 210—250), и песни сирен, которые ловят «подходящих к ним близко людей мореходных. Кто, по незнанию, к тем двум чародейкам приближась, их сладкий голос услышит, тому ни жены, ни детей малолетних в доме своем никогда не утешить желанным возвратом» (Одиссея, XII, 40—44).

Большое внимание уделяет Гомер и жертвоприношениям. Он знает несколько их видов. Обычно перед принятием пищи и после него совершались возлияния. Возлияниями сопровождались также молитва, клятва, заключение договора. При больших жертвоприношениях вначале совершалось омовение водой. Потом закалывались животные, которые сжигались отчасти вместе с фимиамом; и запах их был приятен богам. В жертву чаще всего приносили быков, но иногда также коз, овец и свиней. С жертвоприношением часто связывалось гадание по восхождению пламени и дыма.

Вообще мантика играла у Гомера очень видную роль. Он упоминает оракула в Додоне и пифийского оракула в Дельфах. На страницах его поэм живут и действуют знаменитый прорицатель и родоначальник целого поколения провидцев Меламп; жертвогадатель Лаодей, в обязанности которого входило следить, не произойдет ли во время жертвоприношения каких–либо знамений, гадать по внутренностям жертвенных животных и следить за возлияниями; знаменитые прорицатели Амфиарай и его сын Амфилох; прославленная в веках пророчица Кассандра и многие другие. Некоторые люди получали от богов дар предрекать будущее в виде особой милости, а иногда и в виде наказания. Но и простые смертные, по Гомеру, могли предсказывать будущее, если только умели толковать знамения, посредством которых боги возвещали свою волю.

К числу наиболее распространенных знамений принадлежал полет птиц. О нем упоминается во многих стихах (Одиссея, I, 198, II, 159, Илиада, II, 858, XII, 200—203 и другие), например Одиссей и Диомед, высматривающие во мраке ночи знамение:

Всегда считалось хорошим признаком, если птица летела справа налево, поэтому оба героя были обрадованы знамением и воздали хвалу Афине. Однако во времена Гомера истолкование птичьих знамений не было еще подчинено искусственным правилам и не считалось привилегией особых, сведущих в деле людей: кто понимал знаменательные явления, тот их и толковал; как, например, Елена и Полидам.

Правда, следует отметить, что герои Гомера иногда относились с пренебрежением не только к истолкованиям, но и к самим знамениям. Так, Евримах предостерегает от излишней веры в птичьи предзнаменования:

А Гектор, чтобы изгладить впечатление от обескураживающего предзнаменования, говорит;

К числу явлений природы, служивших предзнаменованием, относилась и молния, которую Зевс посылал возвещать и дурное, и хорошее:

Наряду с истолкованием знамений в поэмах отводится место и гаданию по внутренним ощущениям. Таковыми являются предчувствия, точнее, ясновидение у Патрокла, Гектора и других героев при приближении смерти.

Не только наяву, но и во сне приходят знамения и предостережения. Так, Патрокл является Ахиллесу, Афина — Навзикае. Но сны бывают и обманчивые. На это жалуется Пенелопа в знаменитой аллегории двух ворот, из слоновой кости и роговых, из которых появляются сны:

Эта частая несбыточность и обманчивость связана не только с природой снов: сами боги посылают иногда людям обманчивые сновидения, как, например, Зевс Агамемнону. Искусство же различения и истолкования снов, как и знамений, было делом личных способностей и умения, а не кастовой образованности. Более того, способность к мантике считалась особым дарованием, прославившим, например, Калхаса, предсказателя в ахейском войске под Троей.

Наконец, греки прибегали еще к одному виду прорицания — некромантии, то есть заклинанию мертвых с целью узнать от них будущее. Это магическое действо, подробно описанное Гомером, совершает Одиссей, по совету Цирцеи проплывший через Океан к входу в Гадес: