Когда дети вышли из дупла, Поэт Подсудимов начал домашное раследование:
— А ну-ка, Чотиркардонбой, выкладывай… Нет, ты сначала поклянись, что будешь говорить только правду — сказал он.
— Клясться не хорошо, отчим. Истинный христианин и без клятвы никогда не говорит ложь — сказал Чотиркардон.
— Да? Ну, ну. Ты, я вижу, уже стал христианином, не предупредив нас заранее, не давая себе отчета и не думая о чреватых последствиях своих непродуманных шагов. Ты, хоть подумал о том, что из-за твоего поступка наша семья может сильно пострадать?! Знаешь, в нашей стране более девяносто процентов населения являются мусульманами и если они, особенно фанатично настроенные мусульмане узнают об этом, то нас могут просто напросто забить камнями, устроив «Сангисор» ну «Ташбуран», или же по крайном мере объявят нас вероотступниками муртадами! Что тогда?! Тогда этот твой Бог, как его, Иисус Христос не сможет нас спасти от гибели! Интересно, как ты вообще умудрился найти эту книгу? Наверно, у христианских миссионеров взял. Сынок, в нашем роду никто еще не менял свою веру! Опомнись, и пощади нас тоже! Подумай о своей матери и о своих братьях. Мы не хотим стать жертвой твоих опасных религиозных игр! — сказал Поэт Подсудимов.
— Простите, отчим, но это не игра, ей богу, поверьте. А насчет книги я, как истинный христианин, могу сказать правду. Эту священную книгу подарил мне мой дядя Гуддаводжитходжа, и мы с ним тайно съездили на его велосипеде в православный храм, где меня крестил святой отец преподобный игумен Федосей — сказал Чотиркардон.
Услышав эти слова, Чотиркардона Сарвигульнаргис упала в обморок.
Поэт Подсудимов поднял жену, пытаясь привести её в чувство.
— Чего стоите, гады?! Принесите быстро из кухни металлическую ложку! Нужно открыть матери рот! — крикнул Поэт Подсудимов.
Буджуркардон побежал в дупло и принес оттуда ложку, с помощью которой Поэт Подсудимов открыл жене рот. Потом поднял её, отнес в дупло и положил на скрипящий набитый клеверным сеном матрац. Потом дал ей попить водички и, через некоторое время, вышел обратно из дупла, чтобы продолжать раследование.
Тройняшки стояли, виновато глядя в землю.
— Вот видишь, Чотиркардон, в нашей семье уже начались неприятности из-за твоего поступка. Ты сын мусульманина и должен остаться на всю жизнь мусульманином — сказал Поэт Подсудимов.
— Нет, отчим, я не могу. Я дал обещание Иисусу Христу… Прости и благослови Господи, раба своего грешного во имя отца и сына и святага духа, амии-и-иийн! — сказал Чотиркардон, глядя в небо где плавали облака и широко крестясь.
— Нет! Если ты хочешь жить с нами в дупле, то не будешь читать эту книгу христиан! Я приказываю! — сказал Поэт Подсудимов, разозлившись на Чотиркардона и покраснев от напряжения.
— Ну, отчим, у Вас, оказывается, нету веротерпимости и толерантности! Поступаете очень несправедливо! Маторкардону можно читать «Коран», а мне читать библию нельзя, да?! Ну, что же, если выгоните меня из дома за то, что я христианин, то я могу уйти в монастырь, и, я думаю, там монахи выделят мне отдельную келью — сказал Чотиркардон.
— Что?! Маторкардон читает «Коран»?! О Боже всемогущий, что это такое?! Это правда? — обратился к Маторкардону Поэт Подсудимов.
— Да, отчим, Альхамдулиллах, я подпольно начал изучать арабский алфавит у шейха Нигман ибн Абдульрахмана абу Абдульгафура и, скоро начну читать намаз, иншааллах. И Вы тоже должны бросить пить саке и перестать писать всякие там, совсем ненужные хокку, которые не понадобятся в судный день. Ну, подумайте сами, отчим, когда Аллах спросит у Вас в судный день, читали ли Вы намаз, соблюдали ли ураза, давали ли закят бедным, что Вы ответите? Скажете, что писали японские трёхстишья хокку, и ежедневно выпивали саке, вместо того, чтобы читать намаз и соблюдать уразу?! Мой подпольный мударрис шейх Нигман ибн Абдульрахман абу Абдульгафур сказал что прежде всего, мы должны убить свои желания в себя? Желания, которые ведут человека в огненный ад и в этом мире, и на том свете тоже. Поэтому вместо того чтобы выпивать саке и писать хокку Вам лучше читать намаз пять раз в день, то есть заниматься полезным делом. Шейх Нигман ибн Абдульрахман абу Абдульгафур, сказал, что в мусульманских семьях женщины должны ходить в хиджабах. Отчим, Вы должны сказать маме и потребовать от неё, если надо, чтобы она надела хиджаб, желательно черного цвета. Было бы еще лучше, если бы она перестала петь песни. Потому что музыка — харам, то есть наша религия запрещает заниматься искусством! Она позволяет только играть на дафе! Даф — это дойра, круглый ударный музыкальный инструмент, похожий на ударный инструмент шаманов. Все остальные музыкальные инструменты — это орудия шайтана! — сказал Маторкардон.
После этих слов своего приемного сына Маторкардона Поэт Подсудимов чуть с ума не сошел.
— Это же надо, чтобы твои маленькие приемные сыновья диктовали тебе, как нужно жить! — подумал Поэт Подсудимов.
Потом сказал:
— Мне кажется, что ты сынок сильно заблуждаешься. Подумай сам, как же можно жить без музыки, песни и пляски?! Этот твой учитель шейх Нигаман ибн Абдульрахман абу Абдульгафур является сторонником джихада! Его не любят власти! Ты чего, хочешь вместе с ним загреметь в тюрягу или отправиться в концентрационный лагерь «Жаслык»?! — крикнул раздражённо Поэт Подсудимов.
— Да, отчим, если чек хочет попасть в Рай после своей кончины, то он должен пострадать на пути становления своей веры! — сказал Маторкардон.
— О Боже! — сказал, глядя в небо, Поэт Подсудимов — ну что же это такое а?! Разве таких детей просил я у тебя?! Один стал христианином а другой мусульманином радикального толка! Кажется приехали. Ежели тебе диктуют свои же сыновья, то можно считать, что конец света на носу. Боже, ты слышал, мой приемный сын запрещает пить саке и писать хокку. Запрещает матери петь песни! Я недоумеваю. Как же можно жить вообще на этом свете без музыки, без выпивки, без поэзии, без лирики и вообще без искусства?! Я даже не могу представить себе такое однобокое и однотонное нудное существование!
Поэт Подсудимов немного помолчал, потом обратился к Буджуркардону:
— Ну, ты то чего молчишь, Буджуркардон?! Может, ты тоже успел стать членом какой-нибудь секты или сторонником какой-нибудь религии? Может, ты стал буддистом и даже умудрился изменить свое имя на Буджур Чандракардон Пратапсинх?! Кто знает, может сидя вон под той ивой ты иногда занимаешься медитацией запевая мантру?!
— Да, нет, отчим, о чем Вы, я буддизмом не занимаюсь. Я стал членом подпольной пионерской организации, наш вождь, Абу Примога Ибн Таралехун, торжественно вручил мне этот барабан, а моему другу дал горн и велел тренироваться дома. Наш вождь Абу Примога Ибн Таралехун — руководитель группы безбожников проводит подпольные собрания в подземелье, куда мы спускаемся через могилы на кладбище, раздвигая могильную плиту, туда где изучают члены наши организации учению марксизма и ленинизма в свете керосиновой лампы. Абу Примога Ибн Таралехун громким голосом кричит: «Пионер, будь готов!», а мы отвечаем хором: «Всегда готов!» — сказал Буджуркардон.
— А на что вы готовы, если не секрет? На всё? — спросил Поэт Подсудимов.
— Простите, отчим, не могу огласить эту тайну нашей подпольной организации, так как я дал торжественную клятву перед своими товарищами по пионерской организации, что буду хранить тайны, то есть не говорить никому, даже своим близким. Поверьте, честное пионерское! Наш вождь товарищ Абу Примога ибн Таралехун велел нам вести активную пропаганду безбожия и агитацию среди школьников, а так же среди населения села Яккатут. И создавать дома красные уголки. Еще товарищ Абу Примога ибн Таралехун раздал нам фотографию Павлика Морозова и просил, чтобы мы прикрепили его фотографию в красный угол, как христиане устанавливают икону на алтарь в церквях и монастырях — сказал Буджуркардон.
— Отчим, Христа ради, не соглашайтесь с ним! Это грех! Вы допустите большую ошибку, разрешив ему создать в нашем дупле красный уголок с фотографией этого пионера-безбожника! На почетном месте стены дупла должна висеть только икона с изображением Иисуса Христа и большой крест! Не пускайте дьявола в наше дупло, отчим, ради Бога! — сказал Чотиркардон.
