— Да?! Ой, как хорошо! Спасибо, Бужикасам Дуглатувуч! — сказала счастливо улыбаясь Фарида.

— Урра-а-а, нам дядя директор подарит телевизор и корову с теленком! — кричал Мекоил.

— Корова — тебе, а теленок — мне! — радовалась Зулейха, заранее распределив обещанный директором совхоза домашний скот.

— А вы, маленькие, слушайтесь маму и помогите ей! Не то дядя Запарамин отрежет ваши уши! — сказал Бужикасам Дуглатувуч.

Потом, обращаясь к Ильмураду, сказал:

— А ты, лентяй, готовься. Мы тебе отправим учиться на тракториста. Будешь ты у нас трактористом. Только обещай, что, немного поработав, не уедешь в город или в соседние страны в поисках красивой и роскошной жизни. Красиво жить везде можно. Только для этого человек должен любить свою страну и работать честно на блага своей Родины! — сказал Бужикасам Дуглатувуч.

— Спасибо, Бужикасам Дуглатувуч! Я люблю профессию тракториста, люблю поля и просторы, люблю свою Родину! Я обязательно стану трактористом и буду работать в этом совхозе! — пообещал Ильмурад.

— Молодец! — докуривая окурок, сказал Бужикасам Дуглатувуч и, попрощавшись, уехал на своем служебном «Виллисе» вместе с заправщиком Запарамином.

Фарида с Ильмурадом принесли уголь с дровами и развели огонь в печке из жженого кирпича с таким большим горнилом, что в неё, можно было класть хоть метровые поленья. В доме сразу потеплело, и семья приступила к уборке. Через часа два в доме воцарились чистота и порядок, и в тёплой комнате стал ощущаться комфорт.

После обеда, оставив маленьких детей старшему сыну, Фарида направилась в центр совхоза, чтобы сдать документы для зачисления Мекоила с Зулейху в школу и в детский сад. Заодно поискать себе работу. Выйдя на улицу, она увидела, как из дымохода её дома поднимается дым.

— Жаль, что у окон нет стёкол, и дети не могут помахать мне рукой из окна — подумала она. Ну, ничего, как только получу первую зарплату, куплю стекло для окон, потом занавески, ковры и кухонную утварь, хрустальную посуду и всё такое прочее.

С этими мыслями Фарида пошла по заснеженной улице, кутаясь в пальто. Не доходя до центра совхоза, у водокачки, покрытой огромными сосульками, она увидела женщину в телогрейке и в пуховом платке и удивилась. Потому что, несмотря на холод, женщина писала картину на планшете, прикрепленном к этюднику на треножнике. Вглядываясь в сторону улицы, по которой шла Фарида, она работала кистью, согревая немеющие пальцы рук своим дыханием. А еще она топала ногами, чтобы согреть ноги на лютом морозе.

— Здравствуйте — поприветствовала её Фарида, проходя мима неё.

— Здравствуйте! — ответила художница — я слышала, Вы переселились в наше село. С новосельем Вас!

— Спасибо, сестричка! — поблагодарила её Фарида и спросила:

— А Вы что, художница?

— Да, и мой муж тоже художник. Только он баталист, а я предпочитаю реализм. Это направление в живописи, считается устаревшим, но, благодаря ему, я могу выразить свои мысли и чувства с большей лёгкостью, чем картинами в каких-либо современных жанрах живописи. В отличие от своего мужа-баталиста, которого вчера оперативники арестовали вместе с братьями священнослужителями, архиепископом Инабудуном-Игумеем и муллой Сурабудуном, я изображаю не войну, а тишину. В этом селе женщины не понимают меня, как не понимают вообще ничего в искусстве. Ну, как Вам объяснить? Вот я, например, считаю, что человек это — не человек на самом деле, а кувшин, сделанный из глины. Человеку дана жизнь на время, и в течение этого времени он, или она, должны наполнить этот кувшин светом и добром, перед тем как уйдут в мир иной. Исходя из содержимого сосуда, Бог в Судный день отправит кого — в рай, а кого — в ад. То есть чек может собирать в этот кувшин на протяжении своей жизни не добро и свет, а какие-то греховные дела и поступки! Я говорю об искусстве, а они сплетничают.

Однажды две подруги, Исмигуль и Джахангуль, попросили меня, чтобы мой муж Хорухазон Пахтасезоновуч написал их портрет. Он выполнил их просьбу, но эти женщины сильно обиделись на него, посчитав, что Хорухазон Пахтасезоновуч нарисовал их рожицы не пропорционально. По их словам, между двумя нарисованными глазами не вмещается еще один глаз. Глаза наши, говорят они, изображены слишком близко друг от друга. И уши наши тоже не женские, не такие как мы этого хотели. Наши, грят, уши похожи на лопухи, как у гладиаторов. И зрачки, грят, наши глядят в разные стороны. А зубы! Зубы, грят крупные, как у ржущей лошади! Ты, грят куда смотрел, когда рисовал наши плечи, Хорухазон Пахтасезоновуч! Гляди, наши плечи изображены как спины гиены, которая бежит, хихикая, по Серенгетти. А нежные волосы наши напоминают гриву оборотня!

Хорухазон стал объяснять им. Вы, грит, дуры, ничего не понимаете в искусстве! Это я нарисовал вас в стиле Пабло Пикассо! Это же сюрреализм! Я рисую не какую-нибудь рожу, а душу человека! Исмигуль и Джахангуль возразили ему, зачем им, грят, этот Пикассоп, лучше бы, грят, ты нарисовал нас в стиле узбекского художника Чингиза Ахмарова!

— Плевали мы на искусство, которое позволяет художникам издеваться над женщиной! — сказала одна особа по имени Мусрильдагуль, которая бегала туда-сюда, размахивая на ветру своим шёлковым платком, как флагом зависимой страны!

— А что, правильно! — потвердила её слова толстая женщина Атласчит.

— Знаете, после этого мой муж Хорухазон Пахтасезоновуч, сильно расстроившись, совсем перестал рисовать в стиле Пабло Пикассо — продолжала свой рассказ художница. Он стал писать свои грандиозные картины на темы баталий. То есть он назло этим женщинам стал художником баталистом. Начал изображать в своих картинах сцены кровавых схваток, которые происходили каждый день между родными братьями Инабудуном — святым отцом Игумеем и муллой Суробудуном на религиозной почве. Дело дошло до того, что, в конце концов, его тоже арестовали и отправили в концлагерь вместе с непримиримыми братьями религиозниками. А я вот, продолжаю рисовать печальные закаты Комсомолабадских степей, лунные ночи, безлюдные заснеженные просторы. Образно говоря, я нашла себе подругу. Я подружилась со степью. Я рисую, а она молчит и в часы утреннего тумана, и тихими закатами. Но я прекрасно понимаю её без всякого переводчика…

Фарида взглянула в планшет, прикрепленный к этюднику и, увидев свое изображение на фоне безлюдной улицы, покрытой снегом, сказала улыбаясь:

— Вы молодец, хорошо у Вас получается.

Жена художника баталиста Хорухазона Пахтасезоновуча поблагодарила Фариду за комплемент и спросила:

— Как Вас звать-то?

Фарида представилась.

— Очень приятно с Вами познакомится. — сказала жена художника баталиста Хорухазона Пахтасезоновуча. Мое имя Фатила.

— Красивое имя — сказала Фарида, и, попрощавшись, пошла дальше.

К вечеру она вернулась домой и приготовила ужин. После ужина Фарида постелила матрацы с одеялами на пол и уложила Мекоила с Зулейха спать. Ильмурад расположился раскладушке. Сама она легла спать рядом с маленькими детми.

Фариде снился летящий в небе вагончик, в котором когда-то располагалась ремонтная мастерская Гурракалона. Это был вагон-аэробус, командиром корабля которого был летчик-космонавт полковник Зазабузамазаев Важакторбоказа. На борту авиалайнера находились только несколько пасажиров, так как салон бил напичкан высококачественными валенками, которые переправлялись из России в Узбекистан. На передных сидениях сидели Гурракалон со своей Ларисой, которые пили на брудершафт шампанское из больших бокалов, и, не закусывая, страстно целовались протяжным эротическим поцелуем. Лариса звонко смеялась. Гурракалон тоже улыбался ослепительной голливудской улыбкой. Они были счастливы. За ним сидел учитель птичьего языка и литературы Далаказан Оса ибн Коса с огромным шкафом на спине, где расположились ученики во главе со старостой класса — пузатым милиционером низкого роста, с лысой головой и с ученической сумкой за плечами. Чтобы не терять зря времени, домля Далаказан Оса ибн Коса читал своим ученикам лекцию на тему «Функции речи и грамматическая взаимосвязь синтаксиса с морфологией в птичьем языке». Командир воздушного судна полковник Зазабузамазаев Важакторбоказа пел песню за штурвалом и, видимо, тоже был подвыпивший. Он вёл лайнер на большой скорости, то резко делая вираж, то поднимая, то снижая высоту, то делая мертвую петлю. Пассажиры жаловались, а полковник Зазабузамазаев Важакторбоказа ржал. Фарида горела в адском пламени ревности, глядя на Гурракалона, который целовался взасос с Ларисой. Тут неожиданно один из пассажиров встал с места и взял в заложники грудастую блондинку-стюардессу приставив к её горлу шило. Фарида сразу узнала этого воздушного террориста. Это был великий сапожник ХХI века и опасный рецидивист Абу Кахринигман бужур Каландар Дукки Карабулут Ибн Абдель Касум. Он кричал угрожая шилом: