Слово твое, Как священное знамя, Несу я вперед. Мне его дал твой родник, И оно не умрет! Как половодье, Бушует, бурлит вкруг меня бытие. Музыка жизни, Музыка слова — Вот пьянство мое! 1965 * * * Меня природа слухом не обидела, Я это не боюсь теперь сказать. Не потому ль Евгения Родыгина Я заставляю музыку писать?! Баяны всей России мне знакомы, Они спешат ко мне из всех углов. Как хлеба просят сельские райкомы, Так музыканты просят: — Дай нам слов! Берите! Не мое богатство это. Мне мать слова дала и мой народ. В них и поля, в них и зима и лето, В них сокол правды злую нечисть бьет. Как музыку, я всюду чутко слышу Всплеск рыбы, всполох птицы на гнезде, И даже то, как ласточка за крышу Заденет, чтоб напомнить о себе. Не для того, чтоб музыку нарушить, Осенний ветер прячется в трубе. Из всех умений — есть уменье слушать, Я за него признателен судьбе! 1965 * * * Что поэту дается от бога? Очень мало и очень много! Сердце чувствующее, живое, Не лукавое, не кривое, Пламенеющее, горящее, Словом, самое настоящее. Он не барин, не соглядатай, Он рабочий с рябым лицом, Добровольно идет в солдаты Бить неправду своим свинцом. Пулемет его содрогается, Сутки целые отдыха нет. Только так ему полагается, А иначе поэт — не поэт! Что за это в награду дается, Кроме ссадин и синяков? Ничего! Но поэт остается, Как живая легенда веков! 1965 Памяти Есенина На Ваганьковском кладбище осень и охра, Небо — серый свинец пополам с синевой. Там лопаты стучат, но земля не оглохла — Слышит, матушка, музыку жизни живой. А живые идут на могилу Есенина, Отдавая ему и восторг и печаль. Он — Надежда. Он — Русь. Он — ее Вознесение, Потому и бессмертье ему по плечам. Кто он? Бог иль безбожник? Разбойник иль ангел? Чем он трогает сердце В наш атомный век? Что все лестницы славы, Ранжиры и ранги Перед званьем простым: Он — душа-человек! Все в нем было — И буйство, и тишь, и смиренье. Только Волга оценит такую гульбу! Не поэтому ль каждое стихотворенье, Как телок, признавалось: — Я травы люблю! И снега, и закаты, и рощи, и нивы Тихо, нежно просили: — От нас говори! — Не поэтому ль так охранял он ревниво Слово русское наше, светившее светом зари. Слава гению час незакатный пробила, Он достоин ее, полевой соловей. Дорога бесконечно нам эта могила, Я стою на коленях и плачу над ней! 1965 * * * От модности не требуйте народности, Народность — это почва, это плуг. И только по одной профнепригодности Решаются ее освоить вдруг. Народность не играет побрякушками И чужероден ей любой эрзац. В ней золотом сияет имя Пушкина, Ее не так-то просто в руки взять. Народность — это тара тороватая, Наполненная тяжестью зерна, Народность — это баба рябоватая, Которая земле своей верна. Народность циркачам не повинуется, Она для них — бельмо, живой укор. В ней Данте, Пушкин, Гете соревнуются, — Что мода для таких высоких гор! 1965 * * * Ревновать поэта невозможно, Бесполезно это, как ни кинь. Надо просто очень осторожно Говорить: — Мой милый, чуть остынь! Ну, пойми, что это не богиня, Не Камея, даже не Кармен. Погляди вокруг, идут другие, Много лучше, краше — встань с колен! Ревновать поэта просто глупо, Это всю вселенную смешить, Это все равно что из тулупа Для невесты платье к свадьбе шить. Все в поэте — людям. Только людям! Он для них волшебная гора. Мы ему по-ханжески не будем За любовь давать выговора. 1965 * * * Душа, как линия прямая, Как стонущие провода, Идет проспектом Первомая, Поет о радостях труда. |
