Ходит ветер по стерне,

По соломенной подстилке,

Завывает в шестерне,

В барабане молотилки.

Отдыхать земля легла

И опять затяжелела,

Что она для нас могла,

То она не пожалела.

Под навесами плуги.

Поле. Дождь. Засохший донник.

Там грачиные круги,

Журавлиный треугольник.

Всюду кончен обмолот,

В закромах зерно осело.

В думах все наоборот:

Ждали жатвы — ждем посева!

Очередь снежком припорошена,

А троллейбуса нет и нет…

В жизни так много хорошего,

Вот хотя бы — снег!

Он на шапках

И на беретках,

Несказанно нежен и бел,

И ему не надо билетов,

Он на крышу

Троллейбуса сел.

Я люблю тебя, снег!

Ты слава

И краса наших русских полей.

Как ты ловко устроился справа,

На ресницах соседки моей!

Как ты тихо

Садишься на скверы,

Отдыхаешь на чьей-то груди.

Побелевшие милиционеры

Машут палочкой:

        — Проходи!

Стало таять.

Наполнились снежницы

Зябкой влагой,

Грачиным питьем.

Скоро двинутся

Белые беженцы

Своим вечным путем.

А пока она падают,

         сеются,

Изменяют свой вид

И поземкою стелются,

Если чуть заветрит.

А пока снег на крышах гостиниц,

На соборах Кремля,

Как прекрасный небесный гостинец

Для тебя, Земля!

Стало легче и свежей

И молитвенно покойней.

Стаи галок и стрижей

Над высокой колокольней.

Зашуршали шушуны

Чем-то прожитым и давним.

В мир полей и тишины

Сельский колокол ударил.

В тихорадостном свеченье,

Непонятном нынче нам,

Старики идут к вечерне

И старухи входят в храм.

Я у церкви с рюкзаком.

Как сосуд стою порожний,

Этой вере — чужаком,

Этим мыслям — посторонний.

То и дело слышу: бам-м-м!

Медь гудит, как божья песня,

По морщинам и по лбам

Свято ходят троеперстья.

Я взволнован и смущен —

На меня глядит иконка.

В этой церкви я крещен,

А не верю ни на сколько.

За оградой дед зарыт,

Плоть моя, мой предок ближний.

Тишина могильных плит,

Сон былого, мох булыжный.

Русь моя! Холсты, посконь,

Подпоясанные лыки.

Мертвой, каменной тоской

Скрыты бороды и лики.

Спят умельцы, мастера,

Хлеборобы, камнерезы.

Жалобно звенят ветра

О крестовые железы.

Тяжело жужжат шмели,

Мед силен, мала посуда.

О земля моя! Вели

Увести меня отсюда

На проселок, в клевера,

Где скирда стоит пузата,

Чтобы русское вчера

Поменять на наше завтра!

У поэта сердце льва.

Он не терпит осмеянья.

Он не трус. Его слова —

Это храбрые деянья.

Он не с заячьей душой,

Не пугается пустяшно.

Там, где буря, там, где бой,

Как бойцу, ему не страшно.

Сильным мира он не льстит

Своего житьишка ради,

Без оглядки кровно мстит

Он любой людской неправде.

Вот он! Сердцем чист и смел,

Встал под пушкинскою шляпой,

Ливень мелко-вражьих стрел

Отбивает львиной лапой.

Верность с кислотою серной

Встала у трубы водосточной.

Караулит:

     — Ах, ты, неверный!

Унижает:

     — Ах, ты, порочный!

Я тебя выжду,

Глаза тебе выжгу!

А я иду к той, которая

Только возникла и только запела,

Как самая главная консерватория

И самая звонкая в мире капелла.