В стекла окон стучатся синицы, Говорят за мембраною рам: — Не забудьте о нас, кружевницы, Дайте место в узорах и нам! 1959 Тишина Мне иногда мешает тишина Уснувшего квартала городского. Она привычной жизни лишена, В ней нет гудков и говора людского. Я шум люблю! Мостов тяжелый грохот Меня, как песня, радует в горах, Мне нравится воды зеленый хохот, Когда она дробится на камнях. Мне по душе подземный гул вулканов, Качающий гранитные хребты. Я не люблю молчанья истуканов, Меня страшат их каменные рты. Мне нравятся шумящие вершины В глухую ночь, в двенадцатом часу. Как ни свирепствуй ветер — матерщины Ты не услышишь ни в одном лесу. Проснись, веселый шум планеты, За раннее побу́женье прости. И в автоматы первые монеты Для разговоров ранних опусти. Я умолкаю. Тишина уходит. Звенит заря, как утренний трамвай. И за домами солнышко восходит, И плещут волны у железных свай. 1959 Пшеничная царевна
Я ехал степью, узнавая Ее приметы и черты, И то и дело грузовая Стелила рыжие холсты. И вдруг, как тонкая лозинка, Непогрешима и чиста, Перед машиною возникла И молодость и красота. Шофер остановил: — Садитесь! Чего пылиться на шляху? Она ему: — Спасибо, витязь! — Один прыжок — и наверху. Привычно громоздясь над грузами, Облокотясь на инвентарь, Она сидела в пыльном кузове С не меньшей важностью, чем царь. Глаза — весенние проталины, Ресницы — золотой ранет. Они особенные, Танины, Других таких на свете нет. Лицо открытое и честное, Хоть глину в руки — и лепи! — Вы из Москвы сюда? — Я местная. Отец и мать живут в степи. Залатан локоток старательно На синей кофточке ее. Какие свежие царапины. Какое колкое жнивье! И вот она мне расставанье Пролепетала милым ртом, И косы — спелость восковая — Вдруг зазвенели за бортом. Она была милее вымысла. Пшеничный, бронзовый массив Рукой раздвинула и скрылася. Как был уход ее красив! Шофер, крутя свою баранку, Хитро подмигивал глазком. — Ну, как вам наша лаборантка? — Пытал ехидным голоском. И брови черные густые Сводил упрямо у руля. — По ней ребята холостые Иссохли хуже ковыля! Летело в степь воображенье. Я вдаль глядел и представлял, Что к ней с серьезным предложеньем Целинный ветер приставал. Навстречу нам орлы летели В степных озерах воду пить, А где-то так душевно пели, Что мне в степи хотелось жить! 1959 Не старинная Самара Некий скептик осушал Содержимое фужера. В пьяном виде вопрошал: — Что Россия? Царь и вера! Мед, вощина, лен, пенька, Колокольчик — дар Валдая, Балалайка паренька, Лапти вятского дедая. Хлев овечий, сеновал, Подпоясанное лихо, Трехведерный самовар, Трехобхватная купчиха. Целовальник, даль, погост, Воры, нищие и храмы… Были версты — нету верст: Километры, килограммы. Киловатты, рев турбин, От ракеты тень косая. Труд, когда он властелин, Всю земельку сотрясает! Изменилась на корню Старорусская картина. Я на празднике стою Там, где волжская плотина. Улица среди воды! Тюбетейки, платья, блузки, Жигулевские сады И цветы на бывшем русле! Миллионы киловатт Разбегаются по свету. Ходит тот, кто виноват, Кто возвел плотину эту. Не старинная Самара, Не чаи у самовара — Бой воды в бетон и сталь. Можно ль не заметить взору, Как шагают мачты в гору, В электрическую даль?! 1959 Люберцы Как вам ездится? Как вам любится? Как вам нравится Город Люберцы? |
