Иль у них недоразвит слух? Иль природа их скована сплином? Или совесть преследует пух, Окровавленный клювом орлиным? Что поделаешь — не поют! Ни по праздникам, ни по будням. Только клекот стальной издают, Как положено душегубам! 1960 * * * Манит меня самое малое — Не моря, не большой перелет,— Лес, малина, брусника алая И деревня, где мама живет. Там, как женщина незамужняя, Разнаряжена наша изба, Под князьком деревянное кружево, Удивительная резьба. Там антенны и телевизоры, Мотоциклы и даже авто. Ходят улицей две дивизии, И одна из них в женских пальто! Там дымки завиваются в кольчики, Блещут косы в мужских руках, Там завязаны белые кончики На бывалых, старинных платках. Там над сельскими сеновалами Месяц круто подкову гнет. Там за шумными самоварами, Не смолкая, беседа идет. Про картошку да про покосы, Про телят, про утят и цыплят. А какие там светлые косы У моих деревенских девчат! Что мне мешкать? Сейчас же уеду! Жить естественней, проще начну. Я наказывал: буду в среду, Что мне ждать, я во вторник махну! 1960 Земное притяжение Облака меняют очертания, Ощутимость, цвет, величину. Вот кому всю жизнь давай скитания И оседлость наша ни к чему. Мать моя свою деревню Язвицы На Москву не может променять. Рано утром из Загорска явится, А под вечер примется вздыхать. Не сидится старой: — Как там дома? Как блюдет порядки глаз отцов? Не упала ли труба от грома, Не клюют ли куры огурцов? Уж не нашу ль вишню козы гложут?.. Уж не наша ль изгородь худа?.. — Быстро соберется, все уложит. — Мне, — вздохнет, — сынок, скорей туда! Я прошу: — Ну, сделай одолжение, Поживи, понравится тебе! — Но ее земное притяжение К своему шестку, к своей трубе. Из нее и дым иного свойства, И особый запах молока!.. Этого святого беспокойства Вам не знать, скитальцы-облака! 1960 * * * Как пряно пахнет полдень у кювета. В луга меня дорога увела. Какое замечательное лето! Какая щедрость красок и тепла! За молодым сосновым перелеском Кузнечиков сплошные веера Взрываются с сухим и звонким треском, Когда нога вступает в клевера. Я называю травы поименно: Вот мятлик, вот лисичка, вот пырей. Не потому ли все они влюбленно Меня зовут: — Иди, иди, скорей! Тут для тебя горошек лиловатый, Как кружевница, вяжет кружева. Иду счастливый и невиноватый. А счастье в том, что мать еще жива! Исток мой главный и родник звенящий, Я чище и целебней не найду! И если, как поэт, я настоящий, То только потому, что мать люблю! Она мне родина! Ручьи и водопады! Она мне радость и печаль полей. И все свои заслуги и награды Я не себе присваиваю — ей! 1960 Слова Как голуби слетаются слова. — Давай работу! — требуют резонно. Они, как в океане острова, Спасут меня, седого Робинзона. — Все в сборе? — Все! — Еще одно словцо, Чумазое, явилось из котельной. — Вставай сюда! Твое лицо Как раз к моей компании артельной. Загоготал простой словесный люд И к новобранцу-слову льнет с допросом: — Ты где шатался? Признавайся, плут! — Вниманье! Тишина! Мы после спросим. Я маршал. Объявляю смотр словам. Стоит мое подтянутое войско. И гул уже несется по рядам: — Веди в атаку! Мы с тобой! Не бойся! Сраженье началось. Труби, горнист! Не упусти высокого мгновенья! Еще минута — и на белый лист Строку к строке поставит вдохновенье! 1960 Дрозд Дрозд, наверно, декламатор, Голос хриплый, хвастать нечем. Мне, признаться, непонятно, Почему он назван певчим. |
