Не верю! Ужели планете под самые ребра Ударят снаряды ракетного рода? Ужели умолкнут все птицы земли И люди и травы поникнут в пыли? Неужто я есмь не хозяин вселенной — Ничтожество и шизофреник растленный? Ужели большой человеческий род — Случайные клетки, белковый урод? Неправда! Не верю! Не верю! Не верю, Что я уподоблюсь пещерному зверю, И встану на лапы, чтоб выть на луну И плакаться мертвому валуну. Не верю! Не верю, что я безоружен! И спутник, запущенный в космос, мне нужен Лишь только затем, чтоб войну отвратить!.. Улыбку людей никому не убить! 1962 Вон! Гаснет медленно зорька вечерняя. Зажигаются огоньки. И становится тише течение Отработавшей смену реки. У фабричного общежития, Где еще полыхает заря, Может, это и не положительно, В карты режутся слесаря. Объявляются козыри крести, Дама красочно падает в кон. Королю не сидится на месте, Он за дамой крестовой вдогон. То шестера летит, то девята, То смазливый червонный валет. Кто-то жалуется: — Ребята! Извините, но козыря нет! Что вы сделали, братья художники, Чтоб колоду картежную — вон?! Чтоб фабричные эти картежники К Аполлону пришли на поклон?! Что вы сделали, братья поэты, Чтобы сгинула эта беда, Чтобы старого времени меты С человека стереть навсегда?! 1962 Лирика Лирика — это он и она, Встречи, свиданья в означенном радиусе. А как же с мартеновской печью? Она Влюблена не в «него», а в две тысячи градусов! А как же тогда с океанской волной, Соленой, суровою спутницей Севера? Она, как белуга, ревет за кормой И стонет и жмется к рыбачьему сейнеру. Лирика — это: «Милая, жду! Приди ко мне, вырви из сердца страдание!» А как же тогда рассказать про звезду, Смотревшую в иллюминатор Гагарина?! Лирика! Лирика! Шире шаги! Твой горизонт в пене моря и извести. Пахнут полынью твои сапоги, И нет на земле удивительней близости! 1962 * * * В лесу и золотисто, и оранжево, Преобладают золото и медь. И листья еще загодя и заживо Хотят себя торжественно отпеть. Мне в эту пору думается, пишется И ходится и дышится вольно. Меня листвы пылающее пиршество Пьянит, как старой выдержки вино. Не говори, что это подражание, Что это выплеск пушкинской волны, Наверно, это общность содержания Поэтов, что в Россию влюблены! 1962 * * * На лугах зацветает трава. Середина июля и лета. А во мне зацветают слова,— Счастья большего Нет для поэта! Подорожник, Усат и лилов, Приютился к тропиночке торной. Подарю ему несколько слов Из моей мастерской разговорной. И тебе, луговая герань, Я словечко из сердца достану. Только ты, дорогая, не вянь, Ты не будешь — и я не завяну. Всюду белые клевера Понадели свои кивера, Всюду розовые гвоздики — Сколько подданных Солнца-владыки! 1962 * * * Я не меньше, чем поэзию, Люблю бродить в лесах, Чтоб грибы под пятки лезли, Чтобы ветер в волосах. Чтобы за руки над речкой Крепко хмель меня хватал. Чтобы теплый, человечный В спину дождичек хлестал. Чтоб кузнечики по лугу С треском вверх взмывали с троп. Чтоб лягушки с перепугу С берегов под листья — шлеп! Чтобы ящерица юрко Уносила длинный хвост, Чтобы ветер звонко, гулко Звал и гаркал из берез. Чтобы каждая козявка Загораживала путь И просила, как хозяйка: — Расскажи чего-нибудь! 1962 |
