Нет меня! Нет меня! Только стихи, Неумирающий солнечный лучик, Рвутся в тот круг, где стоят женихи, И выбирают, которая лучше. Плакать хотите — поплачьте чуть-чуть, Но не особенно все же старайтесь, Поберегите слезу — этот путь Каждого ждет, будет час, собирайтесь! Но не зову я вас в холод могил, В царство могильного, темного моха, Я завещаю, чтоб каждый любил Жизнь до последнего стука и вздоха! Вот и зарыт я. И сдвинулся дерн. Как хорошо мне лежать под травою. Мальчик! Труби в пионерский свой горн, Пусть мои радости будут с тобою! 1962 * * * Я не мог бы жить на островах! Мне морских просторов будет мало. Надо, чтобы с поля подувало, Чтобы ветерок звенел в овсах. Надо, чтобы где-то под Медынью Кто-то на лугу косу точил, Надо, чтобы с горькою полынью Ветер с поля песню приносил. Может, это и не очень правильно Так извечным бытом дорожить, Только сердце мне такое вставлено. Русское оно! И мне с ним жить! 1962 На могиле Пастернака На могиле Пастернака Расцвели два алых мака, В изголовье таволожник Тихо шепчет: — Спи, художник! Он бежал ко мне бывало — Здравствуйте! Но это мало, Обнимал и тряс руками: «Помните, как мы на Каме?!» Чистополь. Сугробы, стужа, Дров не сыщешь, мерзнет Муза, Чья-то частная квартира, Переводы из Шекспира. Я теперь его не слышу. Три сосны ему за крышу, Мать-земля за одеяло, Он любил меня бывало. 1962 * * * Был ли я счастлив? Трудно ответить. Был ли несчастен? Еще трудней. Что-то во мне и греет и светит, Бесконечное множество дней. Что-то меня подымает и будит Нежно, негрубо: — Вставай, соловей! И, как вербовщик, в дорогу вербует, В дальние дали державы моей. Это, быть может, слова моей матери, Те, что запали в меня с молоком. Как я люблю их! И как я внимателен К ней, что ходила всю жизнь босиком. Мудрая! Добрая! Тихая. Скромная. Если хоть чем-то обидел, прости. Подвиг безмерный, Счастье огромное Слово твое По России нести! 1962 * * * Никого не жалеет природа, Что ей слава и авторитет! Отнимает она у народа, Кто ей люб — и заступников нет. Вот и мать мою не пожалела, В День Победы сровняла с землей. Для нее невозбранное дело В некий час прикатить и за мной. Чем прикажете отбиваться? Заседаниями? Гостьми?! Если скажет она — собираться! Значит, надо ложиться костьми. Остаются лишь небо и звезды. И трепещущий флаг на Кремле. И все то, что при жизни ты роздал Всем оставшимся жить на земле. 1962 * * * Сальери печется всегда о карьере. А Моцарту что? Моцарт солнышку рад. Он сядет с детишками где-то на сквере И сказку затеет и что ему яд?! Сальери сидит и сидит за пюпитром И высидит что-нибудь за ночь к утру. А Моцарт на выкрик цветочниц «Купите!» Идет и открыто смеется: — Куплю! Он нищего в дом свой заводит со скрипкой, Дает ему честный и искренний грош. Он верит в талант человека сокрытый И знает, что горе людское — не ложь. О, Моцарт мой милый! Ты дорог, ты близок, Ты музыкой можешь погибших спасать. Мне в руки бы твой карандашный огрызок. Ах, как бы я стал вдохновенно писать! 1962 * * * Два порядка пуговиц, Черное пальто. Ходит некий путаник, Гражданин никто. Два порядка пуговиц, Золотой транзит. Он кого запугивает, А кому грозит. Иванову скажет: — Берегись Петрова! А Петрову скажет: — Бойся Иванова! |
