Берегли они внуков и внучек: — Не протягивать с берега ручек, Будет очень большая беда, Схватит сом — и прощай навсегда! Но схватил он однажды спросонку Небольшую мою блесёнку И давай меня в яму тащить, Только спиннинг с натуги трещит. Я сцепился с ним, как с Поддубным, Ох, и тяжко мне было и трудно, Как хотел этим вечером он Оборвать мой прекрасный нейлон. Я не я! Я не Виктор! Не Боков! Если сдамся над ямой глубокой, Разразите меня грома, Если я не достану сома! Вот уже нас возле берега двое — Я и сом, как бревно живое, В воду хочет, а я не даю: — Кто тебе говорил — поборю?! Еле-еле в мешок его впятил, Он по мне все хвостом колошматил, Всю дорогу башкою мотал, Воздух жабрами жадно хватал. Бросил я его на соломку, Отошел от него в сторонку, Сом раскрыл свою страшную пасть И признался: — Сильна твоя власть! 1964 * * * Не называйте стариков стариками! Это и так понятно. Не умрете — состаритесь сами, Будет и вам неприятно. Называйте по имени, Величайте по отчеству, Вспоминая ближайшего предка. Дорогие товарищи, вот чего Забываем нередко. Особенно бабушек берегите, Им не спится до полночи. Если можете — помогите, Хотя и не просят о помощи. Скажите старушке: — Варвара Власьевна, А вы на пенсии помолодели. — И засияет: — Спасибо на слове. В самом деле? — И прифасонится, И приосанится, И говорить станет ласково-ласково, И телевизор смотреть останется, И отхлебнет чайку краснодарского. Все становимся стариками. Все уходим в конце концов. Не стареют одни баррикады, Баррикады октябрьских бойцов! 1964 * * * Я испытывал гоненья, Безутешно горевал. Но и в горькие мгновенья Кто-то душу согревал. Кто-то руку клал на плечи, Кто-то мне шептал, как дождь: — Успокойся, человече, Ты до счастья доживешь! Зла на свете очень много, Злых людей невпроворот, Но другая есть дорога, И по ней добро идет. И на дудочке играет, Не пугаясь вражьих стрел. Добрых сердцем собирает. Для чего? Для добрых дел. 1964 Рузаевка
Майор во френчике защитном Стоит и курит у окна. Все шрамы у него зашиты, В нем, как в кургане, спит война. Рузаевка. — Пивка хотите? — Мы сходим с ним и пиво пьем. Болтаем о семейном быте, Судачим каждый о своем. Все незначительное — в сторону! Мы два мужчины, две судьбы. Кукушка нам считала поровну, Мы оба — с опытом борьбы. — А вы в каких краях сражались? — Он пиво пил, в меня глядел. Оцепенело губы сжались: — Я не сражался — я сидел. И воцарился час печали. И солнце спрятало лучи. И только радостно кричали Пристанционные грачи. 1964 Объяснение с землей Земля моя исконная, Подопытная Вильямса, Ты мне жена законная, Поссоримся — помиримся. Медовыми гречихами Ты всклень полна, как братина, В тебя всего напихано — И золота и платины. В тебя всего наливано — И сладости и горечи, Равнинная, долинная, Мы — близнецы и родичи. Твои хребты Саянские, Шагания рабочие, Кипенья океанские — Все видел я воочию. Всего касался личными Мозолями и венами, И песнями и мыслями, Словами сокровенными. Ты мне была не барщина, Не скука-посидельщина, Родная быль-бывальщина, Разудаль-корабельщина. Не сирота и пасынок — Я сын твой, нежно окающий, Твой песенный подпасок, Кнутом пастушьим хлопающий. |