– Хоронили в закрытом гробу. У меня в глазах рентгена нет, не просвечивал, однако уверен, его труп исследуется где-нибудь в закрытом институте.

– Не повезло старику. Наливай, Рома.

– О’кей.

Они снова выпили и немного помолчали, закусывая. Затем Ричард Дейн не выдержал.

– Послушай, Роман. А наш с тобой визит… Ну, помнишь, тот? Он не повлиял?

Панин посмотрел на Дейна очень внимательно:

– У старика и без того инцидента стрессов хватало. Возможно, в своем доме для умалишенных он бы прожил дольше. Хотя, с другой стороны, там кормили хуже, да и вообще, не сказал бы, что там была слишком здоровая для процветания среда.

Они вновь замолкли и вновь выпили не чокаясь.

– Ну что, Ричард, тебя еще не отзывают?

– Пока нет, как видишь, а что – надоел?

– Глупости, я даже к тебе привязался.

– Какие мы стали нежные, сентиментальные.

– Сегодня можно. Знаешь, родителей и, тем паче, дедов-бабок у меня давно нет, может, поэтому я к Адмиралу так попривык. И истории его, понимаешь, запали мне в душу.

– Знаю, читал записи. Веришь, что правда?

– А ты считаешь, нет?

– А куда деваться? Понимаешь, когда меня сбили эти виртуальные русские и я немножечко поплавал, я в них сразу же безоговорочно поверил.

– Итак, господа адмиралы, нужно признать, что утвержденный нами план оказался не самым лучшим, – произнес Харолд Торстейн, мрачной тучей нависая над столом-картой. – Эта пакостная лодка в силки не угодила. Что будем делать? Где ее искать?

– Адмирал, нам не пристало себя укорять, по крайней мере мы точно знаем, что сквозь наши боевые порядки она не просочилась, – попытался разрядить обстановку Кассиус Бенет.

– Как вы можете быть в этом уверены, Кассиус? – ядовито уставился на контр-адмирала Харолд Торстейн.

– Наша аппаратура слежения имела в данной акватории столь высокую плотность, что там не пролезла бы и мышь.

– Не смешите меня, Кассиус, вы исходите из параметров известных нам подводных боевых судов. Здесь другой случай. Мы точно знаем, что «пиратская» субмарина очень глубоководна, но насколько? Вы можете исключить возможность ее погружения на полтора-два километра?

– Теоретически нет. Но такая игрушка будет, по всей видимости, чудовищно дорогой.

– Ну и что? – вмешался в разговор Нил Зэкари. – Кто когда-нибудь брал дороговизну оружия в расчет, все обращают внимание только на эффективность. К тому же, имея под пятой практически всю Азию, Европу и не знаю какую часть Африки, то есть отгородившись океанами от основного противника, тот СССР может себе позволить очень многое. К тому же в тех условиях основной ареной битвы стало море, так что никуда не денешься – тратиться необходимо.

– Однако эффективность нашей завесы была доказана практически, – не сдавался Кассиус Бенет.

– Вы про русских, что ли? – вскипел командующий Седьмым флотом. – Уймитесь хоть вы, мне уже порядком досталось за них сверху. Давайте вернемся к делу. Итак, прошло черт знает сколько времени, а враг не найден. Что можно предположить?

– Если не брать в расчет возможность преодоления завесы, – встал и придвинулся к карте командующий флотом Атлантики Филипп Осборн, – за столь долгое время «пират» все равно мог переместиться куда угодно.

– Вы намекаете, адмирал, – покосился на Осборна командир Седьмого флота, – что наша проблема вполне могла переместиться даже к вам. Знаете, я бы с удовольствием уступил, но как вы это докажете?

– Ну что вы, Харолд, – улыбнулся Филипп Осборн, – если бы это было так, я бы забрал приданные в ваше подчинение плавучие боевые единицы. Так что не волнуйтесь – проблема все еще у вас. Но я хотел сказать вот о чем, – командир Атлантического океана обвел всех задумчивым взглядом. – Нельзя ли предположить, что этого «пирата» более вообще уже нет?

– То есть?

– Может, его тоже втянуло обратно, в его родное измерение. Что этому мешает? Он и так солидно у нас задержался, раньше такого не случалось.

– Доказательства, Филипп? – Торстейн наклонился и оперся костяшками пальцев о стол.

– У меня их нет, если не считать косвенными, что лодка до сих пор не найдена.

– Что будем делать? У кого что на уме?

– Думаю, надо обратиться к президенту и попросить вернуться к простой повышенной боевой готовности. Даже если эта лодка-невидимка где-то и плавает, флот не в силах прочесать весь мир, сосредоточение большинства ударных сил в одной акватории уже и так не дает покоя прессе, – закончил речь Филипп Осборн.

– Понял вашу точку зрения, адмирал, – кивнул Харолд Торстейн. – Кто еще хочет высказаться?

Однако все прочие ничего особо дельного, кроме детализации предложения адмирала Осборна, добавить не сумели.

– Между прочим, друг Роман, – произнес Ричард Дейн, с наслаждением топча припорошенную снегом московскую мостовую, – твоя теория неожиданно получила подтверждение. Не желаешь ли смотаться за Нобелевской премией, ведь миллиончик-два моей родимой валюты тебе не помешают?

– О чем речь, Ричард, я что-то не въехал, – покосился на американца Панин, приподнимая воротник кожаной куртки.

– Напряги память, ты же контрразведчик. Помнишь о мире, порожденном воспаленным воображением? Может, зря ты тогда уподобился Галилею и отступил, а вдруг следовало идти до конца?

– Примерно понял, о чем речь, но все же продолжай, полей бальзам похвал на мою истерзанную службой душу.

– Павел Львович Гриценко, таинственный адмирал советского флота, умер, и земля ему да будет пухом. Но вот что странно. Одновременно с этим в далеком Тихом океане перестали разбойничать и наносить увечья нашему флоту чужие враждебные эскадры. Являются ли сии факты простыми совпадениями?

– Адмирал был в преклонном возрасте – его уход закономерен. А закончилось ли все? Откуда мы знаем. Один из фактов против – прямо передо мной.

– Где же? – Ричард Дейн невольно оглянулся.

Панин засмеялся:

– Ты, Дейн, ты. Ведь тебя покуда не отзывают.

– Веский аргумент, Роман. Не могу ничего противопоставить объективной истине. Правда, я и не тороплюсь, что мне делать в родимой Америке? В пилоты ведь меня больше не возьмут…

Январь – ноябрь 2000 г.

Двадцать второе июня прошло спокойно, как и предыдущее воскресенье…

Итак, вновь и вновь циклящаяся проблема: что первично – курица или яйцо? Я в растерянности. Но все же, наверное, проблема возникла после ее оглашения, хотя, может, она существовала и до того? Так сказать, изначально? С момента закладки первичного кирпичика Вселенной? Или, все же, где-то в глубине миллиардолетий проблема первичности разрешилась сама собою с помощью эволюционной теории образования видов? Я снова в растерянности, ведь даже если разрешилась, будет ли это ответом на первичный вопрос? Но если не разрешилась, а только изменила участвующих статистов, получается вообще форменный кошмар. Что с того, что с арены исчез один из участников драмы и преобразился в нечто иное? К примеру, вместо курицы в проблеме участвует балансирующий собственными тоннами динозавр? Ног у него по-прежнему две, и хотя скальный грунт от их поступи сотрясается, когда хищник наклоняется над заботливо выстроенным гнездом, там в кладке… О, мама родная, снова яйцо!