– Ага, – просиял оперативник, – значит, там тоже имеется центр Белого движения? Вы, говорите, говорите, Владимир Юрьевич, – чистосердечное признание вам зачтется.

– Да нет там никакого Белого движения! – вспылил Луговой.

– Вы не волнуйтесь, – утешил его следователь, подвигая пепельницу. – И что же там есть?

– Я же докладывал, я служил инструктором тактики при японской армии.

– Ага, сотрудничали с оккупационным режимом.

– Да не сотрудничал я!

– Нет, а что вы там делали?

– Учил тактике.

– Понял. А какой тактике?

– Нашей советской тактике, разумеется.

– Ага, значит, обучали японских оккупантов обороняться от нашей непобедимой армии?

– Да нет, я учил их наступать. Красная Армия ведь более всего умеет наступать, это все знают.

– Понял, – задумался на мгновение энкавэдэшник. – Следовательно, японские милитаристы готовились внезапно напасть на СССР, и вы обучали их, как сделать это меньшей кровью?

– Кто вам сказал, что они готовились нападать на нашу страну?

– Не забывайтесь, – посуровел следователь, поправляя гимнастерку. – Нашу страну, а не вашу. Ваша царская Россия давно не существует.

– Так вы что, правда меня за белоэмигранта принимаете? Да вы на меня посмотрите. Сколько мне лет? Как я мог участвовать в Белом движении?

– Не знаю я, сколько вам лет, Владимир Юрьевич, но мне, конечно, хочется даже чисто по-человечески узнать, что вы делали в этой антисоветской организации. А насчет того, откуда я узнал о подготовке нападения на СССР, так возьмите и почитайте «Правду» за любое число.

– Да не видел я «Правды» уже года полтора-два, уж и не помню сколько, – съязвил Луговой. – Понимаете, в японской армии данную газету почему-то не выписывают.

– Интересная информация, – подвел некоторый итог советский оперативник. – Значит, вы все-таки признаете, что обучали нашего исконного врага тактике наступательного боя?

– Ясное дело, у меня было такое задание, но…

– Хорошо, – оборвал его энкавэдэшник, – идем дальше. Что это на вас за форма?

– А, так это маскарад, – заискивающе улыбнулся Луговой.

– Маскарад? А мне кажется, что это форма разбитого нашей непобедимой армией вермахта, или я не прав?

– Ну конечно…

– Вот видите, вспомнили. Очень хорошо. Следуем далее, – следователь переложил на столе какие-то бумаги.

– Позвольте, позвольте, товарищ, – запаниковал Луговой. – Что хорошо-то? Вы это что же, мне теперь сотрудничество с Гитлером прилепите?

– Полегче в выражениях, господин оберст-лейтенант, – утешил его энкавэдэшник. – Идем дальше.

– Нет, подождите…

– Тихо, фриц! – неожиданно рявкнул следователь. Затем снова мягко: – Где вы изучали тактику боя Советской Армии?

– А я заканчивал Днепропетровское командное училище, ну а затем академию в Москве.

– Вот оно что, – почесал затылок офицер, ведущий дознание, – даже туда гады добрались.

– Как «гады», – снова несмело возмутился Луговой, – я учился там на вполне законном основании – комсомол рекомендовал.

– Ага, еще и комсомол, – зафиксировал собеседник. – Вы продолжайте, продолжайте, раз начали.

– Послушайте, я действовал по планам нашего правительства. Вы же в курсе, что мы тайно помогали японцам громить империалистов Запада. Разве нет?

– Первый раз слышу. Вы хотите сказать, что наша родина занималась неким двурушничеством? Вы прекрасно знаете, что США, если вы имели в виду под «Западом» именно их, являются нашими союзниками еще со времен войны с вашим любимым гитлеровским фашизмом.

– Да чего это вы мне приписываете? Какой он мне любимый?

– Немецкий знаете?

– Ну конечно.

– И японский?

– Да.

– А китайский?

– Нет, не знаю.

– А как же вы вначале беседы утверждали, что последнее время сотрудничали с китайскими партизанами? Как вы с ними говорили?

– На русском, нашем с вами родном русском языке.

– Вы меня тут не путайте, Владимир Юрьевич, если только вас действительно так зовут!

– Ну конечно. Кстати, вы у Поздоровкина спросите.

– У какого еще Поздоровкина?

– У генерала Поздоровкина, то есть у подполковника Поздоровкина.

– Вы что, еще плохо различаете советские звания?

– Как плохо, я ведь сам майор.

– Интересно.

– Послушайте, давайте кончим эту комедию. Где Манин?

– Кто?

– Задержанный вместе со мной офицер.

– Штурмбаннфюрер СС?

– Ну да, если хотите.

– Вообще-то нам не положено давать арестованным по подозрению в шпионаже информацию, – при слове «шпионаж» Луговой обмер, – но поскольку вы проявляете здравое желание сотрудничать, я отвечу. С вашим товарищем дела обстоят лучше. Он никакой тактике Экспедиционный японский корпус не обучал, да и не мог этого сделать. Он, видите ли, не знает ни японского, ни, между прочим, немецкого языка.

– А.

– Вот видите.

– Значит, его отпустят?

– Нет, ему покуда грозит небольшой исправительный срок, лет пять-десять. С вами, к сожалению, дело обстоит хуже.

– Да? И сколько?

– Четвертак, а может, пятнадцать. Все зависит от вас. Давайте сотрудничать, Владимир Юрьевич, – продемонстрировал улыбочку следователь.

– Черт знает что. Может, все-таки обратитесь к Поздоровкину?

– Ну обратимся, и что?

– Он подтвердит, что мы вместе учились.

– Вдруг так, и что?

– Все станет на свои места.

– А если вас завербовали до поступления в красноармейское училище?

– Так мне же тогда было всего шестнадцать, что за бред.

– У нас, между прочим, уголовная ответственность наступает с двенадцати годков, Владимир Юрьевич. Вы об этом забыли?

Словом, в процессе разговора выяснялось, что Владимир Юрьевич Луговой вообще много чего поперезабывал. Вот что значит жить вдали от Родины-мамы.

Сделать разворот на «СР-71» – это вам не сжевать фунт изюму. Из-за скоростей, а также нагрузок, которые способны выдержать организм человека и конструкция планера, такой маневр занимает десятки километров. Думаете, это давало лишний шанс истребителям-перехватчикам? Черта лысого, столь скоростную цель они были способны сбить только на встречном курсе, никакая из бортовых ракет не умела догнать «Локхид» при достаточной форе. Кроме того, поскольку «семьдесят первый» отслеживался в основном пассивными методами, а также длинноволновым загоризонтным локатором, наблюдатели получали на своей аппаратуре его координаты с достаточно большой ошибкой. «МиГи» же вообще до поры до времени наводились, следуя данным командного пункта наведения, они опасались включать свои дорогущие фазированные решетки, дабы не предупреждать противника об атаке – они хотели сделать все чисто и гладко, эдакая неторопливая стрельба из засады. Наглого янки, по их мнению, следовало проучить. Давно, очень давно они так не наглели. Акватория северо-западной части Тихого океана уже солидный срок считалась зоной безраздельного господства стран победившего социализма, никакие разведывательные полеты здесь не допускались приблизительно с семидесятых годов. Правда, последнее время, по слухам, возможно, имеющим под собой почву, активность заокеанского агрессора невероятно повысилась. В этом мире не приняты были «мягкие» методы борьбы с нарушителями режима полета, всякие там «вытеснения» или предупреждения о нарушении воздушного рубежа, единственный метод и единственное наказание был расстрел – ракетная атака. И знаете, помогало. По крайней мере, до сих пор ПВО не жаловалась.

На этот раз осторожность истребителей сыграла с пилотами злую шутку. «СР-71» уже завершал многокилометровый маневр, когда на КП наконец разобрались, что происходит, и передали на «МиГи» новые данные. Даже те, кто передавал, сообразили, что время упущено. Несмотря на то что «МиГ-31» был рожден на целую самолетную эпоху позже «семьдесят первого», он тем не менее тоже подчинялся законам физики, и его параметры так же ограничивались биологическими организмами, помещенными под прозрачными колпаками. Следуя приказу, они, конечно, попытались сделать все возможное, но их попытки были заранее обречены. Представьте обиду летчиков, их побелевшие, зажатые в перчатки кулаки, сжимающие штурвал.