Место возвращения самолета Кира Толкотта назад, в отличие от наземных экспедиций Панина, не имело четкой координатной привязки. (Скорее всего это было связано все с тем же влиянием океанских просторов, вдаваться в наукоемкие подробности сейчас не имеет смысла.) Это, конечно, было явным плюсом, но имело и достаточное количество отрицательных свойств. К примеру, людям, задумавшим операцию, пришлось солидно попотеть, изобретая правдоподобный повод для очистки от посторонних самолетов значительного участка неба. Однако полностью бросать на произвол судьбы этот участок тоже было нельзя. Благо к сей тайной операции было причастно достаточное число высокопоставленных военных шишек, потому наблюдение за воздухом производилось самым тщательнейшим образом с использованием всего, что смогли привлечь. В небе даже нес дежурство огромный «Боинг Е-3 Сентри», оседланный «летающей тарелкой» системы «Авакс». Он прощупывал небесную лазурь на огромную дистанцию. Нет, конечно, его операторы понятия не имели о том, что в действительности происходило. Они не ведали ни о заговоре, ни, тем паче, о вторжениях из чужих измерений. Тем не менее для верности, дабы направить потуги целеустремленных, привыкших к напряжению мозгов многочисленного персонала в безопасное отводящее русло, был пущен слух об очередном испытании системы «Стеллс». Слухам поверили, и пялящиеся в экраны операторы иногда подмигивали друг другу, помня свои тайны о заключенном пари по поводу дальности поимки «большим грибом» самолета-невидимки. Кроме «Авакса», в атмосфере дежурили и другие, менее амбициозные машины. Им было далеко до его возможностей, а потому их персонал честно скучал, пялясь на невиданно пустой экран кругового обзора.

Конечно, «Е-3» повезло больше.

42. Хошан[4]

Еще в «свите» Джумахунова присутствовало большое число переводчиков, ведь ареал его деятельности имел чудовищную протяженность. Здесь были переводчики с французского, английского, испанского, португальского, немецкого, итальянского, конечно, арабского и еще кучи всяческих местных племенных диалектов. В общем, одних специалистов по языкам в полку была большая дружная семья, а если приплюсовать еще родные для многонационального советского контингента, в том числе киргизского Джумахунова, тогда получались воистину «пролетарии всех стран».

В этот поход полковник Джумахунов не взял с собой всю массу своих филологов, было достаточно специалистов английского, арабского и французского. Все они предстали в одном лице, в качестве сержанта по имени Абдул. Сержанту Абдулу было приблизительно от шестнадцати до двадцати лет, точно Джумахунов не знал, никаких свидетельств о рождении у переводчика никогда не водилось. Сам Абдул утверждал, что ему двадцать четыре, но это было явным враньем. При зачислении в часть Джумахунов велел записать годом его рождения тысяча девятьсот двадцать четвертый. Абдул не состоял ни в партии, ни в комсомоле. Вообще процент политически сознательной массы в части Джумахунова очень сильно отставал от среднего по Красной Армии, и эта проблема внушала неуверенность в индивидуальном завтрашнем дне каждому очередному замполиту при вступлении в должность, они даже по-дружески предупреждали Джумахунова, что именно на этом недочете он и погорит, но покуда все как-то само собой образовывалось.

Сейчас отряд Джумахунова очень торопился. Он не взял с собой танков. Танки требовались при штурме укрепленных баз в населенных пунктах, контролируемых пособниками феодалов и капиталистов, а сейчас Джумахунов желал перехватить подвижное соединение нового врага, с недавних пор досаждающего окраинам его «царства». Звали врага Ибн-Норик-хан, и, по данным разведки, он получал оружие из Англо-Египетского Судана.

По распущенным заранее Джумахуновым слухам, его армия ушла усмирять восстание среди племен негров на берег пересыхающей реки Азавак, к черту на кулички, почти в южную оконечность Сахары. Для достоверности он действительно послал на юг несколько танков «БТ». Ложный поход должен был занять очень продолжительное время, даже в один конец, а потому Ибн-Норик-хан нагло вторгся в чужие социалистические владения. На самом деле волнение или, правильнее, контрреволюционная вылазка среди черных племен бывших людоедов, а ныне строителей коммунизма, должна была быть подавлена в ближайшие часы. Поскольку доставить в район боевые резервы быстро не получалось (конницу и танки еще не научились сбрасывать с парашютом), весь район, доводивший командование своей периодической неугомонностью, решено было полить сверху доставленным из новой Германии «Циклоном Б-3». Тридцать самолетов «Пе-8» в данный момент загружали специальные контейнеры на крупнейшем в Африке аэродроме около Триполи. А отряд Ибн-Норик-хана, по данным авиаразведки, успешно следовал в то место, где его собирался взять в клещи Джумахунов. Наверное, это была судьба и того и другого.

Восседающий на запасном верблюде Джумахунов (он давал возможность Огоньку отдохнуть и накопить силищу перед грядущим боем) был облачен в одежду, специально разработанную советскими ателье для пустынных районов. По слухам, ее изобретали несколько лет и уморили стажирующиеся в Каракумах боевые части переодеваниями. Однако результат передовой научной мысли оказался очень скромен – одежда ничем существенно не отличалась от принятого тысячелетие назад арабского облачения. Это оказался набор халатов и накидок, полностью закрывающих тело и даже лицо. Парадную форму офицерского состава создали белой, повседневную – серой. Доставшиеся в наследство от обычной, среднеевропейской формы металлические пуговицы с серпами, молотами и звездами раскалялись в воздухе пустыни едва ли не до свечения. Первое, что обычно советовал Джумахунов своим вновь прибывающим прикомандированным, это срезать их и заменить изготовленными «придворным» резчиком деревянными. С ним соглашались не сразу, только после пары-тройки ожогов. Вообще, акклиматизация в Сахаре была тяжелым испытанием для всех вновь прибывающих, несмотря на стажировки и отпуска на побережье.

Прищурившись, полковник Джумахунов наблюдал окрестности. За эти годы он немного, гораздо меньше, чем это казалось окружающим, научился ориентироваться в раскинутых вокруг песках и скалах. Если бы не наличие местного контингента, он бы уже тысячу раз заблудился и погиб в этой малопригодной для человека местности, которую в далеких планах социалистического завтра передовые люди планеты желали превратить в обширную цветущую долину путем мелиорации и разворотов центральноафриканских рек. Пока последнему мешали империалисты-колонизаторы, не отпускающие на волю некоторые народы континента.

Джумахунов остановил верблюда, достал из привычно обжигающей полевой сумки карту и подозвал к себе переводчика вместе с одним из заранее выявленных уроженцев здешних мест.

– Мы вот здесь? – ткнул он на схему.

Проводник ничего не понимал на бумаге и даже в метрической системе мер. Джумахунов абсолютно не удивился, он давно привык к культурному вакууму местных.

– Ладно, товарищ, – сказал он без злобы, дабы успокоить побледневшего араба. – Это место называется Ке Марзук?

– Ес, ес, – закивал проводник.

– Вот и хорошо, что «ес», – улыбнулся про себя Джумахунов. Оставалось совсем немного до Тарик-аль-Мито, старой караванной дороги, по которой отступал после набега его очередной враг.

Он сделал новые распоряжения, послав небольшой отряд на разведку и на поиск удобного места для оборудования засады. Затем он подъехал к умирающему от жары и впавшему в прострацию замполиту Краснодонному.

– Уже скоро, Иннокентий Львович. Держись. И попей немного воды, будет неудобно перед бойцами, если ты свалишься в обморок.

Краснодонный вяло и отрешенно кивнул.

– Есть цель! – доложил один из операторов, сам удивившись внезапности, с которой на экране засиял сигнал-отражение, – азимут – двести семьдесят, дальность – двести пятьдесят.