– Товарищ командир, знаете что, – капитан-лейтенант почесал затылок, – как насчет фотоконтроля? С ним, наверное, никак не успеть. Уж магнитофон включим на непрерывную запись, а вот…

– К черту все это, Марат, – отмахнулся Рягузов. – И магнитофон твой тоже побоку. Ты ведь знаешь самое главное, что мы должны будем успеть, если янки насядут не в шутку?

– Наверное…

– Вот именно – затопить «Тропический»!

– Интересно, а как сделать это быстро?

– Вот тут и пригодится та, нестартовавшая ракета, – спокойно пояснил Рягузов. – Пятьдесят кило взрывчатки БЧ, да еще твердое топливо – четыреста пятьдесят килограммов. Сила!

«А правильный ли выбор я сделал?» – внезапно подумал Тёмкин, но было уже поздно что-либо менять.

Ну, это мы тоже уже проходили, причем неоднократно. Как навстречу подлетающим ракетам несутся сверхзвуковые пули размером с грецкий орех; как сотни и тысячи их проходят вскользь, не задевая цели, и тают в молочном мареве тумана, а где-то далеко тонут в пучине вод; как мечут в набегающую волну заряды бомбометов, желая остановить боеголовки, прущие над самой водой; как скрещивают над морем невидимые шпаги локаторы наведения; как достигает состояния благостной эйфории боеголовка, когда сдвоенный сигнал-отражение уравновешивается по обоим приемным каналам; как пылают факелами ракеты-ловушки, стремясь переманить теплонаводящихся летучих гадов, как…

Не передать мучительный скрежет железа в момент, когда гигантский корпус авианосца несколько – сантиметров на тридцать – спрессовывается в длине, и вой идущих вразнос турбин, когда огромный корабль пытается мгновенно сменить тридцатиузловой ход вперед на такой же обратный. Не представить визжащие многометровые винты, желающие съежиться пластилином от внезапного уплотненного сталью водяного потока. А ведь еще и люди… И страхи внутри каждого, и деловая суета, растерянность и деятельная уверенность, смешанная внутри каждого, рефлексы, навыки, все спаянное в нерасторжимую связку, и…

Мало того, что их никто не контролировал непосредственно, их не могли проконтролировать даже задним числом – все средства объективного контроля умерли, намеренно обесточенные двумя оставшимися на борту людьми. Теперь не обязательно было придерживаться принятых форм докладов при боевой работе, главное было – донести вовремя нужную мысль, более того, теперь сухость не поощрялась – они оставались последними живыми, и, скорее всего, голоса друг друга в динамиках должны были стать последним душегреющим впечатлением их жизней.

– Цель – вертолет! Слышишь, Марат? – орал по связи командир корабля Рягузов. – По ракурсу идет, вроде мимо. Сорок километров дальности. Есть мысли?

– Теоретически цель в зоне, – кивал экранам Тёмкин, докуривая неизвестно какую по счету сигарету. – Ваше решение?

– Собьем? – не к месту сомневался капитан второго ранга.

– Сейчас увидим, – щурился сквозь дым Тёмкин. – Включаю «розу»!

– Согласен!

– Ха! Вот он, гад, – капитан-лейтенант, точнее, его руки делали массу движений на трех пультах, один из которых находился за спиной. Пальцы мелькали на кнопках, словно призрачные тени, щелканье тумблеров слилось в непрерывное стрекотание. Жужжали вертящиеся по инерции штурвалы наведения – рук для непрерывного соприкосновения с ними не хватало. – Есть захват, командир!

– Молоток, Марат! Значит, давай бить.

– Понял, товарищ командир. Все будет в ажуре, – комментировал Тёмкин, развлекая сам себя, пока его руки прыгали в разных направлениях, а туловище вертелось по оси. – Пуск! Ракета пошла!

– Вижу! Помолиться, что ли? Слушай, а чего ракета одна? Ведь не положено, – чистосердечно интересовался Рягузов у подчиненного.

– Экономия – дело святое, – пояснял Тёмкин, ничуть не боясь гнева начальника. – Ведь вертолет же, куда он денется? С одной ракетой вероятность «ноль – девять», с двумя – «ноль – девяносто восемь». Разница?

– Как знаешь, – тихо поощрял явное нарушение Рягузов.

– Есть подрыв! – надрывался через очень малое время Тёмкин. – Вот черт! Сбили!

– Ну, ты молодец, братец! – умилялся из кабины разведки капитан второго ранга. – Дал им, гадам, прикурить!

– Служу Советскому Союзу! – расцветал, вытирая пот, Тёмкин. – Есть там еще что-нибудь?

– Высматриваю, дорогой товарищ, высматриваю, – отзывался в динамиках Рягузов.

Напомним. Да, о том, что обе группировки вели активную авиаразведку по выявлению сердец друг друга. Ясно, не для взаимной любви – для разящего удара насмерть. Сердцами были авианосцы, и поскольку технический уровень противников был приблизительно из одной эпохи, то и выявили они друг друга приблизительно в одно время. И тогда они обрушили друг другу на голову все… Нет, покуда еще далеко не все. Но очень многое из того, что имели. И особо долго радоваться победе у американских «ястребов» не получилось. Горе с радостью идут в этой вселенной рука об руку, как, впрочем, и в той.

Есть такая штука – активная помеха. Это когда враг излучает в вашу сторону мощь, превышающую ваш родненький сигнал, и крутит-вертит ею по частоте, сбивая с собственного следа; когда на экранах каруселит звездная метель, полыхает мерцаниями, создавая у непривычных натур ощущение ненадежности собственной техники и обреченности борьбы; когда от срединного строба-сигнала несутся в стороны зеркальные отражения, рисуя иллюзию рождающихся и убегающих прочь новых и новых целей; и когда вы совсем перестаете понимать, где истина, а где ложь, тем более что и то и то – лишь модели в вашей голове. И горе – срыв автоматического сопровождения – может тогда наступить как от большого ума, так и от его недостачи. Дебильность в меру и гениальность, подпертая потолком, – и то, и другое может оказаться находкой.

И к чему все это? А к тому, что наша «неудачница» – наконец взлетевший «Мересьев» – следовала к своей назначенной судьбой цели, как и все ее сестрицы, стартовавшие с крейсера «Славный», когда по ним ударила узкополосная помеха с самолета-имитатора «Провер». Это был не просто «ЕА-6Б-Провер», имитирующий свою большую «маму» – плавучий остров «Рональд Рейган», это был хитрый радиоэлектронный стервятник, чувствующий себя в невидимых электромагнитных переплетениях как рыба в воде. Вначале он просто изучал и фиксировал все эти переплетения и только потом, запомнив вражеские частоты, спускал с тормозов свою прирученную магнитную лавину.

Поскольку русские ракеты уже подходили к цели, то они давно действовали самостоятельно, не глядя на запустившие их корабли и не подражая реактивным сестрицам. Но потому как они были не просто сестрами, а прямо-таки близнецами, то и решения они принимали сходные – из-за аппаратурного копирования характеры у них были как две капли воды – холериков, эдаких прытких особ, принимающих решение мгновенно. А потому, одинаково сбитые с толку, они бросили истинную цель – большого-большого «Рональда Рейгана» и рванулись за его ликующей тенью «ЕА-6Б».

Нет, не все, конечно. Ведь они находились на разном расстоянии от авианосца, их частоты излучения отличались, и не ко всем из них «Провер» успел подобрать отмычки. Но все-таки многовато – восемь штук – ушли с курса.

Но знаете, кто совсем не среагировал на подлого американского гангстера «ЕА-6Б»? Наша родная «невезучая» – летающий «Мересьев». Вы помните о дырище в ее переднем радиопрозрачном покрытии – двадцать на сорок сантиметров? Так вот, там стояла заплатка из металлического листа, умело притороченная аккуратными болтами и руками техников крейсера «Славный». Эта пластина сыграла роль щита, она ослабила удар электронной рапиры, и наш доблестный «Мересьев» не отвернул в сторону. И «Рональд Рейган» остался у него на привязи.

– И вот представь себе, Марат, торможу я этот «уазик», а там… Кто бы ты думал?