А что такое этот самый ветер, хоть и ураганный? Веерные подвижки воздушной планетарной оболочки? Эка невидаль! Ныне сразу сотня титанических БЧ рванула уже не в атмосфере, а в мезосфере Земли. Правда, на высоте семисот километров над уровнем моря иногда попадаются молекулы воздуха. Редко, правда. Вскоре, конечно, привычная картина может перемениться, но об этом позже.
Почему боевые части УР-100 шандарахнули одновременно с точностью до миллионных долей секунды? Сейчас все станет ясно. Но это подробности и процесс, а если двумя словами, то из-за опасения вредного влияния друг на дружку. Именно так!
А как тут без взаимовлияния обойтись? Около ста «соточек» стартовали не совсем одновременно, но приблизительно разом. Ведь главным был у них не совместный взлет с «револьверных» пусковых, размещенных в разных местах, а единовременный подрыв в рассчитанных аппаратурой точках. Космос, даже и приземный, велик, однако когда в одну и ту же микросекунду бухают десять десятимегатонных зарядов и еще около девяноста мегатонных, он сразу становится несколько более локальным объектом. Всякие сверхцивилизации, те само собой, но даже если их передовой наблюдатель присел на камушек на соседней планете Марс, задрав голову, то полыхание этих двухсот мегатонн он должен засечь невооруженным глазом, причем не как краткое, а как достаточно длительное явление. То есть можно поморгать, а оно все еще будет существовать.
Сам взрыв – явление донельзя краткое. Инициировавший ядерный подрыв боевой блок весом примерно в тонну не просто испаряется, а обращается плазмой. За две стотысячных секунды этот сгусток четвертого состояния вещества успевает разойтись на десять метров, и именно тогда перестает превращать в такую же плазму окружающие предметы – молекулы воздуха и чужие, особо невезучие в плане пространственной локации, боеголовки. Далее плазменный сгусток разлетается по инерции. Если кто-то думает, что он летит вперед без всякого сопротивления среды, то ошибается. Конечно, сколько-нибудь плотной воздушной массы на высоте семисот километров нет, однако это уже зона так называемой магнитосферы. Наша Земля – магнит, если кто забыл, и вокруг нее наличествуют магнитные силовые линии и магнитные же пояса. Эти пояса тормозят плазму, однако больше всего – их намагниченные области. Впрочем, чтобы окончательно остановить поток плазмы, магнитосфере требуются сотни километров. Более того, при подрыве в десять мегатонн плазменный фронт, идущий поперечно, порождает довольно плохо изученное явление – прорыв и вынос плазмы поперек магнитного поля Земли и вообще за пределы ее магнитосферы.
Почему подрыв системы «Таран» осуществляется разом, как сейчас, или поэтапно, волнами, в случае надобности? Дело в том, что и плазма из-за противодействия среды не расходится равномерно, а порождает неоднородности в своей структуре. А уже эти неоднородности мешают прохождению радиоволн. Что касается метровых диапазонов, то здесь уж совсем дело швах, и иногда «зависание» антенных приемников длится десятки минут. Но и другим областям радиоэфира плазменная неравновесность тоже создает проблемы. Хуже того, несколько слепнут даже системы инфракрасного диапазона. Но ведь УР-100 в это время уже находятся в пути, а команду на подрыв им обязаны подавать с земли. Если же на индикаторах РЛС сплошная засветка, то какое ж тут наведение навстречу остаткам вражеского роя? Вот потому все и делается одновременно.
А как же система ПРО действует дальше, если мониторы пылают сплошной зеленой пеленой? Не оказывает ли такой предварительный сверхмощный удар медвежью услугу советской системе перехвата? Нет, не оказывает. Более того, если бы не боязнь перепугать антиподов на здешнем Американском континенте, то, по прикидкам некоторых, стоило бы взорвать не сто «соточек», а в несколько раз больше. Да, такой залповый подрыв делает системы обнаружения подслеповатыми, заставляет их зажмуриваться на некоторое время, однако положительный эффект гораздо больше урона. И пусть старички марки «Днепр» ослепли на полчаса и более и «Дарьялы-У» все еще «не проморгались», зато дециметровые станции «Волга» уже перестроили частоту и снова в строю. Периодическое переключение диапазона нужно на тот случай, если в приближающемся ракетном рое наличествует что-то уж действительно экстравагантное в плане постановки помех. То есть если этот полукосмический аппарат уже запомнил диапазон облучения и сейчас собирается глушить прицельно по частоте. Кроме того, скачкообразная перестройка палитры «Волги» дает возможность определить самое просматриваемое «окно».
«Окно» в частотной переписи определить очень даже стоит – таких массовых подрывов еще не бывало. А ведь тут дело не только в неоднородностях каждого плазменного облака, сложность в том, что сами эти фронты сталкиваются ныне между собой, и это порождает еще большие, невиданные доселе неоднородности среды. Да, между некоторыми подрывами десятки, а между многими и сотни километров той же магнитосферы. Ну и что? Энергия отдельных взрывов достигает десяти квадриллионов джоулей. Если масса боеголовки тысяча килограммов, а средняя масса атома четыре с половиной стасекстиллионной доли грамма, то содержание ионов в плазме составляет двадцать октиллионов штук. Естественный радиус торможения переданной взрывом плазме энергии на высоте семьсот километров составляет где-то тысячу километров. Однако вначале скорость разлета плазмы составляет примерно сто километров в секунду. То есть плазменные фронты сталкиваются друг с дружкой, причем некоторые буквально через десятые доли секунды. Если бы сверхподрывы наметили осуществлять не разом, а по одному, то данная последовательность могла попросту не состояться. Мало того что последние ступени УР-100 не смогли бы отселектировать в случившейся какофонии присланный с земли кодированный сигнал подрыва, так еще и плазма сумела бы повредить сами боевые блоки.
Ладно, что-то мы застряли на плазме… Атомные сверхзаряды выбрасывались в космос все же не для борьбы с магнитосферой и не для ионизации верхних слоев атмосферы, чем они тоже заняты, кстати. Плазма является поражающим фактором, но не основным. Что она может? Ну, превратить в плазму же вражескую БЧ, оказавшуюся в десятке метров. Случай невероятный, ибо система «Таран» предназначена для приблизительного наведения, а не точечного. На сотнях метров плазма сверхвзрывов способна вывести из строя, то есть испарить, расплавить, перегреть (каждое действие на все большей дистанции) эту самую БЧ. Даже такие случаи для «Тарана» большая удача.
Впрочем, вывод из строя боевых частей для него дело десятое. Главная его функция – уничтожение ложных целей. Вот тут плазма ведет себя молодцом. Зона поражения плазменного фронта может составлять и не пятьсот километров тормозного пути, но все же километр и более. Но у плазмы есть конкуренты.
Гораздо быстрее ее всякую «живность» вокруг поражают другие факторы взрыва. Например, рентгеновское излучение, действующее как точечный мгновенный источник. Оно движется не с черепашьей сотней километров в секунду, а в тысячу раз быстрее. Рентгеновский всплеск заставляет посеребренные ложные цели лопаться, плавиться и склеиваться, порой даже заставляет отклоняться от курса. Жаль, любая энергия, расходясь, теряет сама себя. А то бы, может, и одного рентгеновского точечного источника хватило для расплавки всего опасного железа вокруг. Однако в реальном космосе подобные сказки не случаются. Кстати, в отношении ложных надувных боеголовок тоже не все слава богу или там Иосифу Виссарионовичу. Вокруг вакуум, поэтому лопнул шарик или нет, он все равно дает отблеск на локаторе. И даже если он уменьшился вдвое-втрое, то один черт движется с той же скоростью, и «отслоить» его от общего роя по-прежнему проблематично.
И на закуску. В результате поглощения всяких рентгеновских кошмаров происходит фотоионизация молекул и атомов воздуха, и атмосфера начинает светиться. Можно сэкономить на освещении! Похоже, какой-то период удастся обходиться без центровой звезды Солнца. Жалко, не слишком долго. Зато сверхцивилизации-наблюдатели набавят нам очочков за достижения на ниве энергетики.
