Глава содержит восхваление Мухаммеда и изложение мусульманской религиозно-философской концепции пророчества.
Описание вознесения Мухаммеда на небо, аналогичное содержащемуся в «Сокровищнице тайн» (см. «О вознесении Пророка»).
В день, когда, благоволеньем истинным даря,
Прибыло ко мне посланье тайное царя,
[271] Ощутил я за спиною крылья, как орел,
Перья на широких крыльях новые обрел.
Было в свитке начертанье царственной руки:
«Друг, из бездны этой ночи месяц извлеки!
Но чтобы его завесой гений твой облек,
Чтоб его непосвященный увидать не мог.
Воск преданий над багряным жаром размягчи,
Мы за то тебе вручаем милости ключи.
Не тащись в носилках тесных, в этой пыльной мгле,
О певец мой, полно ездить на хромом осле!
Ты деянием нелегким будешь утружден,
Но сокровищами шаха будешь награжден.
Ждем начала представленья! На людей взгляни,
Темный занавес раздерни и зажги огни!»
Я в тот день, когда посланье это прочитал,
С мирной радостью простился и в смятенье впал.
Тут искать я в старых книгах начал без конца
Быль и сказки, что могли бы радовать сердца.
К «Шах-наме» я обратился. Прочитал я в ней
О деяньях древних шахов и богатырей.
Фирдоуси — певец великий — все в стихах своих
Сладкозвучно нам поведал о веках былых.
И когда он драгоценный выгранил рубин,
Многие обогатились от его крупин.
И от «Шах-наме» — рубина — я осколок взял
И оправил, чтоб осколок ярко засверкал,
Чтобы люди во вселенной песнь мою прочли,
Чтоб мою перед другими книгу предпочли.
Что учитель подсказал мне — я договорил
И в забвенье пребывавший жемчуг просверлил.
Углубился я в сказанья, стал вникать во тьму
Тайн, рассеянных когда-то по свету всему.
На арабском прочитал я все и на дари,
Книгу Бухари прочел я, книгу Табари.
[272] Чтобы не было пробелов, не было потерь,
Переполненных хранилищ отпирал я дверь.
Пехлевийские в подвалах свитки я искал,
Со свечою — по листку их бережно сшивал.
И когда все книги предков изучил я сам,
Изощрился, окрылился быстрый мой калам.
Я сказал, что подобает мудрому сказать,
А не то, что мудрый может после осмеять.
Словно Зенд, я сказ украсил пламенным пером.
Юных семь невест блистают красотою в нем.
Пусть Небесные Невесты
[273]раз на них взглянут
И еще светлей и чище над землей блеснут!
Хоть Бахрама нить в сказаньях криво шла досель,
Правда в мире не исчезла и ясна мне цель.
Я — певец — по этой нити в лабиринт спущусь,
В сторону от этой нити верной не собьюсь.
В сотнях речек омовенье, верный, соверши,
Лишь тогда найдешь источник света и души.
Низами! Вот твой Мессия, твой живой калам!
Память же твоя подобна пальме Мариам.
[274] Ты плодоноси, покамест ты и бодр и жив.
Счастье ты познаешь, ибо ты уже счастлив.
В начале этой книги, говорит Низами, идут четыре главы: восхваление Аллаха, восхваление пророка, молитва о шахе и советы шаху… Затем он переходит к восхвалению заказчика поэмы Корпа-Арслана, за восхвалением следуют молитвы о нем.
Глава начинается с восхваления могущества и щедрости Корпа-Арслана, которое постепенно переходит в поучения и наставления. Дух выше тела, говорит Низами, будь же душою государства, будь справедливым и мудрым, милосердным, слушай советы Низами, заключенные в этой книге, как слушали мудрые советы великие шахи прошлого. Затем следует посвящение книги Корпа-Арслану и речь о нетленности стихов, которые ценнее сокровищ. Глава завершается добрыми пожеланиями шаху.
Мира древнего древнее то, что вечно ново,—
Много сказано об этом, ибо это — слово.
Вечность — древняя праматерь — землю создала
И творенья увенчанье — слово нам дала.
Слово тайны, слово мощи, чистое, как дух;
Страж сокровищ. К тайне слова приклони свой слух…
Ведь оно неслыханные повести скрывает,
В мире ненаписанные повести читает.
Все, что ныне народится, завтра прочь уйдет,
Кроме слова. Только слово в мире не умрет!
Сад иссохнет, шелк истлеет, рухнет зданья свод.
Слово вечно. Остальное — ветер унесет.
Вникни, мудрый, в суть растений, почвы и камней,
Вникни в суть существ разумных, в суть природы всей,—
И в любом живом творенье можешь ты открыть
Главное, что и по смерти вечно будет жить.
Все умрет, все сгубит время, прахом истребя.
Вечно будет жить познавший самого себя.
Обречен на смерть, кто сути жизни не прочтет;
Но блажен себя познавший
[275]: будет вечен тот.
Если ты себя, как свиток, правильно прочтешь,
Будешь вечен. В духе — правда, остальное — ложь.
Коль не обретешь познанья высшего теперь,
В дверь одну вошедший, выйдешь ты в другую дверь.
Дом жилой, но лишь над кровлей не клубится дым.
Здесь живут, но знанья польза неизвестна им.
Кто доволен преходящим — слеп, как жалкий крот,
И чертога вечной жизни он не возведет.
Повод для духовной лени выдумать легко;
И не скажут здесь: «Прокисло наше молоко».
Опытом вооруженный, сведущий в делах
Муж порой не смыслит в сути дела и в корнях.
Видит далеко, кто знаньем наделен средь нас,
А незнанье пеленою скроет мир от глаз.
Если, человек богатый, ты собрался в путь —
От разбойников охрану взять не позабудь.
И купцы, что из Китая мускус к нам везут,
В оболочке из камеди мускус берегут.
Хоть перед орлом могучим слаб и мал удод,
Но, в полете быстр, всегда он от орла уйдет.
Вкруг прославленного зависть злобная шипит,—
Эта злоба, эта зависть бедных не страшит.
Коршун мчится за добычей, позабывши страх,
А посмотришь — обе лапы у него в сетях.
Жадный тигр, задрав корову, верно, будет сыт,
Не пожрет он пищи больше, чем нутро вместит,
Не проесть амбаров мира, даже на зерно
Не уменьшатся запасы; столько нам дано.
Сколько бы ячменных зерен птицам ни скормить
[276]—
Все вернется! Как и звездам, зернам не убыть.
Золотым венцом ты хочешь, как свеча, блистать,
Но подумай, как придется под конец рыдать!
В этом зелье веселящем — так уж повелось —
Смеха радостного меньше, больше горьких слез.
Но, рассеянные в мире, есть друзья у нас,
Что подать нам помощь могут в самый трудный час.
Разум — главный наш помощник, наш защитник — он.
Муж разумный всем богатством мира наделен.
Кто от разума и мысли духом отвращен —
Человек он по обличью, див по сути он.
Люди разума подобны ангелам с небес,
Дар провидения дан им — чудо из чудес.
Все начертано заране, что произойдет.
И никто предначертанья судеб не уйдет.
Делай дело здесь, задачу исполняй свою;
Дело и в аду почтенней праздности в раю.
Но и доброе деянье вряд ли будет впрок,
Если делом поглощенный человек жесток.
Кто злоумышляет втайне, ближних невзлюбя,
Жало зла он обращает сам против себя.
Благородный, мыслей добрых полный человек,
Зла не делая, запомнит доброе навек.
Так живи, чтоб в час кончины в хоре голосов
Не услышать ни упреков, ни хулы врагов;
Чтоб один из них не молвил: «Смерть в его дому!»
Чтоб другой не засмеялся: «Поделом ему!»
Пусть тебя и не поддержат под локоть рукой,
Так живи, чтоб не валяться ни под чьей ногой.
Тот, кто доброе запомнит средь твоих друзей,
Лучше тех, кто рад печальной участи твоей.
Хлеб не ешь среди голодных. Если будешь есть,
За накрытый стол с собою пригласи их сесть.
Пред завистником сокровищ не считай своих,
Чтобы, как дракон на кладе, он не сел на них.
Если друг твой, как весенний ветер, мягок, все ж
Знай — лампаду и под легким ветром не зажжешь.
Создан не для пожиранья мяса и хлебов
Человек. Нет, он источник умственных даров.
И собака благородней низкого того,
Кто живет лишь для услады брюха своего.
Мудрый, будь полезен людям, мир добром укрась!
Это — выше всех сокровищ и сильней, чем власть.
Будь открыт добру, как роза! От твоих щедрот
Пусть всегда благоуханье по земле идет.
Помнишь мудрого реченье? Что сказал нам он:
«Кто заснул, добро содеяв, видит добрый сон».
В чьей душе укоренится зло и возрастет,
Тот во зле всю жизнь влачится и во зле умрет.
Тот же, в чьей душе открытой возрастет добро,
Проживет в добре и миру принесет добро.
Бойся алчности и помни: небосвод не спит,—
Сонмы алчных истреблял он и тебя сразит.
В пору оскуденья веры правду зло гнетет,
Хищным волком стал Иосиф, а отшельник пьет.
Ныне жить двояко можно: совершая зло
Или — с чистою душою — одобряя зло.
И не дай Аллах всевышний, чтоб рабы твои
Наложили эти цепи на ноги свои!
Полно в мире божьем пламя ада разжигать,
Полно гаснущее пламя нефтью поливать!
Встань же, растопчи нечестье, смуту потуши
И всевышнего веленье в мире соверши!
Полно бедствовать у вечных, полных злата скрынь!
Все сокровищниц засовы смело отодвинь.
На тюльпан взгляни, — как ветер истрепал его,
Из-за трех монет фальшивых
[277]ощипал его.
А полынь растет, как прежде; у полыни нет
Ни поддельных, ни червонных золотых монет.
Я оружье сбросил, словно лепестки цветок,
И от зависти язвящей и от зла далек.
Что мне тлеющая зависть? Что мне дым ее? —
Пусть огни ее потушит рубище мое.
Мир — далекий и опасный путь, из мрака в мрак,
И пройти дорогой дивов можно только так,—
Помни: кто свое обжорство сможет обуздать,
Снова перлом драгоценным сможет заблистать.
Очищается и крепнет сильный дух в беде,
Гребешок тысячезубый нужен бороде.
Тысячи отрав изведать в мире нужно нам,
Чтоб вкусить животворящий времени бальзам.
Погляди: в обширной этой лавке мясника
Ты добытого без муки не найдешь куска.
Тысячи надежд погибли, многих сгублен век,
Чтоб один обогатился в мире человек.
Сто голов мечом палачьим где-то снесено,
Чтоб седло баранье было избранным дано.
Золото ногами топчет человек один,
Тысячи за грош потеют в муках до седин.
Благо ль, что всего достиг ты и желаний нет?
В неисполненных желаньях свет грядущих лет.
Коль желанного достигнет поздно человек,
Это весть ему, что долгий проживет он век.
Пусть же поздно долговечный цели досягнет.
Кто всего достигнет быстро, рано тот умрет.
Образуется веками лал, живет века,
А тюльпан весенний гибнет и от ветерка.
В двери древние входящий небу говори:
«Гость я, странник здесь! Ты волю сам свою твори!»
Низами, доколь в оковах этих пребывать?
Не пора ль оковы сбросить, не пора ль восстать?
Встань, не бойся наважденья мира отвести,
Чтобы вечное блаженство в мире обрести!
