Восхваление третье Ты, с мединским плащом и мекканской вуалью! [47]Доколе Солнцу сути твоей укрываться во тьме и неволе? Если месяц ты, дай нам хоть тоненький лучик любви! Если розой расцвел, нас в божественный сад позови! У заждавшихся срока уж губ достигает дыханье, Мы взываем к тому, кто взывающих слышит воззванье. Правь к Аджаму коня, расставайся с арабской страной,— Ждет буланый дневной, наготове ночной вороной. Этот мир обнови, о, устрой благомудро державу, По обоим мирам ты разлей свою добрую славу. Сам монеты чекань, чтоб эмир их чеканить не стал, Сам молитвы читай, чтоб хатиб их читать перестал. Прах твой лоно земли благовонием розы овеял,— Только ветр лицемерья сегодня тот запах рассеял. Отними ты подушку у тех, кому сладок покой, Ты мимбар от нечистых священным обмывом омой. Дэвы в дом забрались, [48] — прогони же ты их, прогони же! В за́кром небытия ниспровергни ты сонм их бесстыжий! Им убавь содержанье, — и так набивают живот! Отними их наделы — довольно им грабить народ! Все мы — тело. О, будь нам душою, и станет светло нам. Если мы муравьи, ты для нас окажись Соломоном. [49] Таковы их повадки: и делают в вере пролом, И они же потайно в засаде сидят за углом. Ты над стражею главный — а где каравану защита? Ты начальствуешь центром — и знамя лишь в центре развито? Кликни праведным воинам клич боевой: «О Али!», Возгласи: «О Омар!», чтоб стопы Сатаны не прошли. Ночь волос распусти вкруг сиянья луны, о владыка, Из потемок плаща подыми ты сияние лика. Препоясайся в бой, — малочисленны эти ханжи. Вредоносной исламу, их клике конец положи! Дней пятьсот пятьдесят мы проспали, [50]проснуться нам впору, Близок мира конец, поспешай ко всеобщему сбору. Из могилы восстань, прикажи Исрафилу задуть Тех светильников пламя, [51]что в небе свершают свой путь. За завесою тайн в одиноком пребудь отрешенье. Мы заснули давно — час настал твоего пробужденья. Этот дом погибает, махни же рукой, отойди От погибели дома, — но за руку нас поведи. Все, что ты одобряешь, достойно всегда оправданья, И никто на тебя наложить не намерен взысканья. Если взором ты будешь глядеть благосклонным на нас, Все, что нам на потребу, доставить ты сможешь тотчас. Круг перстом обведи, указуя предел расстояньям, Чтобы сущее все оказалось твоим достояньем. Кто участвовать мог бы в вершимых тобою делах, Чтоб помилован был уместившийся в горсточке прах? Только занавес тайны рукой твоей будет откинут, Власяницы свои оба мира совлечь не преминут. [52] Прежде мозг Низами о тебе был тоскою томим,— Ныне вновь оживлен благовонным дыханьем твоим. Верность в душу поэта вдохни в этом мире коварства И его нищете подари Фаридуново царство. Восхваление четвертое
Ты в короне посланцев жемчужина выше сравненья! Тем даруешь венцы, кто возвышен по праву рожденья. Те, кто здесь рождены или в чуждых пределах живут, В этом доме толпясь, твоего покровительства ждут. Тот, кем бейт бытия был во имя посланника начат, Знал, что имя его только рифмой конец обозначит. [53] Мир в развалинах был, но когда указанье пришло, Вновь тобой и Адамом отстроено было село. В воздвигаемом доме мы лучшей красы не встречали, Чем последний кирпич и вода, налитая вначале. Ты — Адам, ты и. Ной, но превыше, чем тот и другой, Им обоим тобою развязан был узел тугой. Съел Адам то зерно, [54]где исток первородного срама, Но раскаянье слаще варенья из роз для Адама. В покаянный цветник благовонье твое пролилось, И лишь пыль твоей улицы — сахар Адамовых роз. Лишь по воле твоей роз раскаянья сердце вкусило. Так раскаялись розы, что сахаром их оросило. Мяч покорности богу в предвечности был сотворен, На ристалище сердца посланником брошен был он. Был Адам новичком, — и, с човганом еще незнакомый, Мяч он клюшкой повел, этой новой забавой влекомый. Но когда его конь устремился пшеницу топтать, Мяч пришлось ему бросить и в угол ристалища стать. [55] Ной живою водой был обрадован, мучась от жажды,— Но изведал потоп, потому что ошибся однажды. Колыбель Авраамова много ль смогла обрести? — Полпути проплыла и три раза тонула в пути. [56] Лишь Давиду стеснило дыханье, он стал поневоле Низким голосом петь, как певать не случалось дотоле. Соломона был нрав безупречен, но царский удел Лег пятном на него, и венца он носить не хотел. Даже явное видеть Иосиф не мог из колодца,— Лишь веревку с бадейкой, которой вода достается. Хызр коня своего повернул от бесплодных дорог, И полы его край в роднике животворном намок. Увидал Моисей, что он чаши лишен послушанья, И о гору «Явись мне» сосуд он разбил упованья. [57] Иисус был пророком, но был от зерна он далек, А в пророческом доме не принят безотчий пророк. Ты единственный смог небосвода создать начертанье, Тень от клюшки один ты накинул на мяч послушанья. На посланье — печать, на печати той буквы твои. Завершилась хутба́ при твоем на земле бытии. Встань и мир сотвори совершеннее неба намного, Подвиг сам соверши, не надейся на творчество бога. Твой ристалищный круг ограничен небесной чертой, Шар земной на изгибину клюшки подцеплен тобой. Прочь ничто удалилось, а бренность не вышла на поле,— Так несись же, скачи — все твоей здесь покорствует воле! Что есть бренность? Из чаши похитит ли воду твою? Унести твою славу по силам ли небытию? Ты заставь, чтоб стопа небытья в небытье и блуждала, Чтобы бренности руку запястие бренности сжало. Речь дыханьем твоим бессловесным дана существам, Безнадежную страсть исцеляет оно, как бальзам. Разум, вспомоществуем твоим вдохновенным уставом, Спас нам судно души, погибавшее в море кровавом. Обратимся к тебе, обратясь к девяти небесам, Шестидневный нарцисс [58]— украшенье твоим волосам. Наподобье волос твоих мир всколыхнется широко, Если волос единый падет с головы у пророка. Ты умеешь прочесть то, чего не писало перо, Ты умеешь узнать то, что мозга скрывает нутро. Не бывало, чтоб буквы писал ты своими перстами, [59]Но они никогда не стирались чужими перстами. Все перстами сотрется, лишится своей позолоты,— Только речи твои не доставили пальцам работы. Стал лепешкою сладкою прах из-под двери твоей, Улыбнулись фисташкою губы, кизила алей. Хлеба горсть твоего на дороге любви, по барханам, Это на сорок дней пропитанья — любви караванам. Ясный день мой и утро спасенья везде и всегда! Я у ног твоих прах, ибо ты мне — живая вода. Прах от ног твоих — сад, где душа наполняется миром, И гробница твоя для души моей сделалась миром. Из-под ног твоих пылью глаза Низами насурьмлю, И попону коня на плечо, как невольник, взвалю. Над гробницей пророка, подобной душе беспорочной, Поднимусь я, как ветер, и пылью осяду песочной. Чтобы знатные люди из праха могли моего Замешать галию и на голову вылить его. вернуться Ты, с мединским плащом и мекканской вуалью!.. — Обращение к Мухаммеду, который родился, жил и начал проповедь новой религии — ислама в Мекке, подвергся там преследованиям и был вынужден переехать со своими сторонниками в Медину. вернуться Дэвы в дом забрались… — Здесь и далее Низами резко осуждает лицемерное, жадное, лживое ортодоксальное духовенство, давно отступившее, по его мнению, от истинных заветов Мухаммеда и вместо духовной религии предавшееся схоластике и приобретению мирских благ. вернуться Если мы муравьи, ты для нас окажись Соломоном. — Согласно легенде, муравей принес царю Соломону «посильную лепту» — высохшую лапку саранчи, но был благосклонно принят царем как потрудившийся в меру своих сил. вернуться Дней пятьсот пятьдесят мы проспали… — то есть со дня смерти пророка прошло пятьсот пятьдесят лет. вернуться …прикажи Исрафилу задуть// Тех светильников пламя… — По Корану, в день Страшного суда архангел Исрафил вострубит в трубу и Солнце и Луна погаснут. вернуться Власяницы свои оба мира совлечь не преминут— то есть оба мира, земной и духовный, будут вне себя от радости. Суфии в момент экстаза сбрасывали с себя власяницы, которые они обычно носили. вернуться Тот, кем бейт бытия был во имя посланника начат,// Знал, что имя его только рифмой конец обозначит. — То есть Аллах, начав творить мир («писать стих бытия»), знал, что в конце концов в мир придет пророк, неизбежно появится, как рифма в конце стиха. вернуться Съел Адам то зерно… —По Корану, Адам, совершая грехопадение, съел зерна пшеницы, а не яблоко, как в Библии. Здесь и далее Низами утверждает превосходство Мухаммеда над всеми другими, прежними пророками, включая в их перечисление, как и некоторые другие мусульманские авторы, Давида и Иосифа. вернуться Но когда его конь устремился пшеницу топтать,// Мяч пришлось ему бросить и в угол ристалища стать. —Сравнения взяты здесь из игры в човган (конное поло). Конь Адама потянулся к пшенице (произошло грехопадение), и Адам не смог «повести мяч» (осуществить свою миссию пророка), «выбыл из игры». Аллах велел ему «стать в сторону», как игроку в човган, под которым заупрямилась лошадь. вернуться Колыбель Авраамова много ль Смогла обрести?// Полпути проплыла и три раза тонула в пути. —То есть пророк Авраам не только выполнил свою пророческую миссию лишь наполовину, но и три раза в жизни лгал, отступал от покорности Аллаху. Библейское предание о Моисее, плывшем по реке в колыбели, Низами относит к Аврааму. вернуться Увидал Моисей, что он чаши лишен послушанья,// И о гору «Явись мне» сосуд он разбил упованья. — То есть Моисей не достиг той степени покорности Аллаху, которой впоследствии достиг Мухаммед. Согласно преданию, Моисей сказал богу на горе Синай: «Явись мне», — и в ответ услышал: «Ты меня не увидишь!». вернуться Шестидневный нарцисс… — то есть весь материальный мир, сотворенный за шесть дней. вернуться Не бывало, чтоб буквы писал ты своими перстами. — Согласно жизнеописанию Мухаммеда, пророк никогда ничего не писал, чтобы неверные не сочли ничтожным и не истребили написанное им. |
