«Твое дыханье — жизненная влага,

Твое сужденье — жизненное благо.

Мой разум раб пред разумом отца.

И ухо жаждет рабского кольца.

Но если я так нищ и так несчастен,

То и отец спасти меня не властен.

Одной любовью движима душа,

Мир для нее не стоит и гроша.

Все, что я значу в этом мире щедром,

Все, что я знал и помнил, — смыто ветром.

В любом моем «сегодня» нет «вчера».

Не помнят дней пустые вечера,

Да, ты — отец, твое влиянье знаю,

Но для чего пришел ты, — я не знаю.

Не только память близких истребя,

Я позабыл и самого себя.

Влюбленный иль любимый, где я?

Кто я? Владею всем иль ничего не стою?

Едва лишь вырван был я из пелен,

Стал молнией, и сам испепелен.

Любой шалаш среди любой пустыни

Дороже мне отцовской благостыни.

На мельнице судьбы моей давно

Молчит вода, не смолото зерно…

Перед лицом природы одичалой

Где мой удел, где дней моих начало?

Мои лишенья со зверьми деля,

Я некрасив и черен, как земля.

Весь разрушенье, вихрь и произвол,

Я город свой в развалинах обрел.

В твоей стране, богато населенной,

Одной травинки нет испепеленной.

Нет слова одного между письмен,

Нет одного зачатья у племен:

В ту ночь меня ты и не вызвал к жизни,

Забудь о том. Нет места укоризне,

Нет места увещанью и мольбе.

Тот дальний путь, что предстоит тебе,—

Из вас, живых, его страшится каждый,—

Но я его уже прошел однажды.

И если ты скончаешься, отец,—

Другой тебя оплачет, не мертвец».

«Дай руку, сын, прощай, пока не поздно.

Смой пыль мою хотя бы влагой слезной,

Чтоб эта влага вспомнилася мне

В последней колыбели, в смертном сне,

Чтоб я запасся для дороги дальной

Не только ношей грустной и печальной.

Здесь прихоть неуместна. Обними

Отца, как подобает меж людьми.

Прощай! Меня ты больше не увидишь,

Прощай! Один в грядущее ты выйдешь.

Прощай! Я увязал пожитки в путь —

Поторопись в глаза мне заглянуть.

Прощай! Прощай! Сейчас корабль отчалит.

Но если и прощанье не печалит

Единственного сына моего,

Тогда прощай. Кончается родство».

Так вымолвил он горько и сурово

Последнее напутственное слово,

И поспешил старик в обратный путь.

Но дома не успел он отдохнуть.

Два дня иль три, недомоганьем мучась,

Посетовал старик на злую участь.

Но смерть в засаде долго не ждала

И человечьи кончила дела.

Его душа, как из капкана птица,

Рванулась, чтобы с жизнию проститься,

И мертвый прах ушел в земную твердь,

Все исцелив, все рассудила смерть.

Наш мир — вертеп. Кто ищет в нем покоя,

Пусть не дружит с печалью и тоскою,—

Пусть, как луна, свершит круговорот,

Как молния, родится и умрет.

Дом на стоянке временной непрочен,—

Не отдыхай, да и горюй не очень.

Когда селенье встретишь на пути,

Не вздумай там оседлость обрести,

Лишь тот, кто душу вынес из чертога,

Ее сохранно донесет до бога.

Подобье дива с ангельским лицом,

Мир забавляется твоим концом.

Кипят сердца в его застольной чаше,—

Всмотрись в нее: там будущее наше.

Ты на долины предъявил права,—

Всмотрись же: там, как острый нож, трава.

Живи и впредь, об этом твердо зная,

В таком познанье честь твоя земная.

Возрадуйся, что ярче ярких роз

Твое познанье в мире разрослось.

Не будь змеей, свернувшейся в ущелье.

Да будет жизнь твоей единой целью.

Цепляйся за нее, борись за жизнь,

А кончится — спокойно откажись.

Летят века, шальные мчатся кони.

Вчитайся в длинный свиток их погони.

Прошли огнепоклонники, как сон.

Кто из ушедших в свиток занесен?

Где племена, зарытые в пустыне?

Кто обитает на могилах ныне?

Свершай добро, не обольщайся злом.

Добро к добру привязано узлом.

Свершай добро. Оно со дна колодца

Когда-нибудь к тебе добром вернется.

Когда звучит его благая весть,

Под куполом вселенной отклик есть:

Скажи горе свой замысел заветный,—

Раздастся тут же гул ее ответный.