Наш небесный Отец не позволит погибнуть ни одному земному дитя, если это дитя желает найти Отца и подлинно стремится стать таким, как он. Наш Отец любит даже нечестивых и всегда добр к неблагодарным. Если бы только больше людей могло познать благость Бога, их наверняка можно было бы привести к раскаянию в их порочных деяниях и к отказу от всех земных грехов. Все благие вещи исходят от Отца света, в ком нет ни изменчивости, ни тени перемены. Дух истинного Бога пребывает в сердце человека. Он хочет, чтобы все люди были братьями. Когда люди начинают тянуться к Богу, это значит, что Бог нашел их и что они стремятся познать его. Мы живем в Боге, и Бог живет в нас.

Я не буду больше довольствоваться верой в то, что Бог — Отец всего моего народа; отныне я буду верить, что он также мой Отец. Я всегда буду стремиться поклоняться Богу с помощью Духа Истины, который станет моим помощником, после того как я действительно познаю Бога. Однако в первую очередь я буду поклоняться Богу, учась выполнять Божью волю на земле; это значит, что я буду прилагать все свои силы к тому, чтобы относиться к своим смертным собратьям согласно моему представлению о том, что угодно Богу. Живя такой жизнью во плоти, мы можем многого просить у Бога, и он удовлетворит наше сокровенное желание для того, чтобы мы были лучше подготовлены к служению своим товарищам. И всё это преданное служение Божьим детям улучшает нашу способность принимать и испытывать небесную радость — высокое наслаждение, которое приносит водительство небесного духа.

Каждый день я буду благодарить Бога за его несказанные дары; я буду славить его за то чудесное, что он совершает для детей человеческих. Для меня он — Всемогущий, Создатель, Сила, Милосердие, однако в первую очередь он — мой духовный Отец, и, как его земное дитя, в должное время я отправлюсь в путь, чтобы увидеть его. Мой учитель сказал, что в стремлении к нему я стану подобным ему. Веруя в Бога, я обрел покой в Боге. Наша новая религия преисполнена радости, и она порождает прочное счастье. Я уверен, что сохраню свою веру до смерти и наверняка получу в награду вечную жизнь.

Я учусь испытывать всё и придерживаться того, что благотворно. Во всём я буду поступать со своими собратьями так, как я хотел бы, чтобы они поступали со мной. Благодаря этой новой вере я знаю, что человек может стать сыном Божьим, но иногда я прихожу в ужас, думая о том, что все люди — мои братья, хотя это наверняка так. Я не вижу, как я могу радоваться отцовству Бога, пока я отказываюсь принять братство людей. Кто бы ни взывал к имени Господа, он должен спастись. Если это истинно, то все люди должны быть моими братьями.

Отныне я буду творить добро скрытно; я возьму за правило молиться в одиночестве. Я не буду судить, дабы не быть несправедливым к своим товарищам. Я собираюсь научиться любить своих врагов; я еще не научился по-настоящему стремиться к богоподобию. Хотя я вижу Бога в других религиях, я нахожу, что в „нашей религии“ он предстает более прекрасным, любящим, милосердным, личностным и положительным. Однако в первую очередь это восхитительное и великое Существо является моим духовным Отцом; я его дитя. И с помощью одного только искреннего желания стать таким, как он, я со временем найду его и буду вечно служить ему. Наконец-то я обрел религию, в которой есть Бог, чудесный Бог, — Бог вечного спасения».

Ввиду того, что Гонод привез с собой письма индийских князей к Тиберию, правителю Рима, на третий день после своего прибытия в Рим двое индийцев и Иисус предстали перед императором. В тот день угрюмый Тиберий был необычайно весел и долго беседовал с ними. И когда они ушли, император, имея в виду Иисуса, заметил стоявшему по правую руку помощнику: «Будь у меня царственная осанка и изящные манеры этого приятеля, я был бы настоящим императором, а?»

В Риме у Ганида были регулярные часы для учебы и посещения городских достопримечательностей. Его отец был очень занят делами, а так как он хотел, чтобы в будущем сын мог стать его достойным преемником и продолжать вести его обширные торговые операции, то он решил, что настало время познакомить юношу с деловым миром. В Риме находилось много граждан Индии, и часто один из служащих Гонода сопровождал его в качестве переводчика, так что в распоряжении Иисуса оказывался целый день; это позволило ему основательно познакомиться с этим двухмиллионным городом. Его можно было часто видеть на форуме — центре политической, правовой и деловой жизни. Он нередко бывал в Капитолии и, глядя на этот величественный храм, посвященный Юпитеру, Юноне и Минерве, размышлял о кабале невежества, в которой пребывали римляне. Он также проводил много времени на Палатине, где находились резиденция императора, храм Аполлона, а также греческая и латинская библиотеки.

В те времена Римская империя включала всю южную Европу, Малую Азию, Сирию, Египет и северо-западную Африку. Среди ее обитателей были граждане всех стран восточного полушария. Желание Иисуса изучить и познакомиться с этим разноликим скоплением урантийских смертных было главной причиной, заставившей его согласиться на это путешествие.

В Риме Иисус узнал многое о людях, однако наиболее ценными из всех его разнообразных свершений за шесть месяцев пребывания в этом городе были отношения с религиозными вождями имперской столицы и то влияние, которое он на них оказал. К концу первой недели Иисус разыскал и познакомился с достойными внимания вождями киников, стоиков и мистериальных культов — в частности, с группой митраистов. Было ли для Иисуса очевидным, что иудеи отвергнут его миссию, или нет, но он наверняка предвидел, что его посланники вскоре прибудут в Рим с возвещением небесного царства; и поэтому он совершенно удивительным образом начал готовить почву для более успешного принятия их проповеди. Он отобрал пять ведущих стоиков, одиннадцать киников и шестнадцать вождей мистериальных культов и на протяжении шести месяцев много свободного времени проводил в сокровенных беседах с этими религиозными учителями. Его метод просвещения заключался в следующем. Он никогда не критиковал их заблуждений и ни единым намеком не касался слабых мест в их учениях. В каждом случае он выделял истину, которой они учили, и начинал таким образом высвечивать и озарять эту истину в их сознании, что вскоре эта усовершенствованная истина успешно вытесняла сопутствующее заблуждение. Так эти обученные Иисусом мужчины и женщины были подготовлены к последующему осознанию новых, схожих истин, содержавшихся в учениях раннехристианских миссионеров. Именно это скорое принятие учений евангелических проповедников дало мощный импульс быстрому распространению христианства в Риме и отсюда — по всей империи.

Значение этого замечательного поступка можно лучше понять, если учесть тот факт, что только в отношении двух из тридцати двух обученных Иисусом римских религиозных вождей его усилия оказались напрасными. Тридцать человек стали центральными фигурами при установлении христианства в Риме, а некоторые из них способствовали также превращению главного митраистского храма в первую христианскую церковь этого города. Мы, взирающие на человеческую деятельность из-за кулис и оценивающие ее в свете прошедших с тех пор девятнадцати столетий, признаём только три фактора, имевших первостепенное значение для создания ранних предпосылок быстрого распространения христианства по всей Европе, а именно:

1. Избрание и удержание Симона Петра в качестве апостола.

2. Разговор в Иерусалиме со Стефаном, смерть которого привела к обращению в христианство Савла Тарсянина.

3. Предварительная подготовка этих тридцати римлян, вставших впоследствии во главе новой религии в Риме и по всей империи.

В течение всей своей жизни ни Стефан, ни тридцать избранных индивидуумов не догадывались о том, что когда-то они говорили с человеком, чье имя стало предметом их религиозного учения. Работа Иисуса с первыми тридцатью двумя избранниками носила исключительно личный характер. Занимаясь с этими людьми, дамасский книжник никогда не беседовал одновременно более чем с тремя, редко — более чем с двумя. Чаще же всего он учил их поодиночке. И он был способен осуществить свою великую задачу религиозного воспитания благодаря тому, что эти мужчины и женщины не были скованы традициями; они не были жертвами укоренившихся предубеждений в отношении всего будущего религиозного развития.