В те древние времена евреев почти не учили милосердию Бога. Они знали Бога как «Всемогущего; Господь — великий воин, Бог сражений, славный в своем могуществе, сокрушающий своих врагов». «Господь, Бог твой, с тобой в твоем стане, чтобы спасти тебя». Израильтяне верили, что их Бог любит их, но что он также является тем, кто «ожесточил сердце фараона» и «проклял их врагов».

Хотя Моисей и дал детям Израиля некоторое представление о всеобщем и благотворном Божестве, в целом, в их повседневном восприятии, Ягве мало чем отличался от племенных богов окружающих народов. Их представление о Боге было примитивным, грубым и антропоморфическим. После кончины Моисея эти бедуинские племена быстро вернулись к своим полуварварским идеям — прежним богам Хорива и пустыни. Расширенное и более высокое видение Бога, периодически излагавшееся Моисеем своим предводителям, вскоре было забыто, в то время как большинство людей обратились к поклонению своим фетишам, — золотым тельцам, символизировавшим Ягве в глазах палестинских пастухов.

К тому времени, когда Моисей передал евреев под командование Иешуа, им уже были собраны тысячи непрямых потомков Авраама, Нахора, Лота и других представителей родственных племен, превращенных в самостоятельную и, отчасти, самоуправляющуюся нацию кочевых воинов.

После кончины Моисея его возвышенное представление о Ягве стало быстро вырождаться. Иешуа и вожди Израиля чтили Моисеевы традиции премудрого, благотворного и всемогущего Бога, но простой люд вскоре вернулся к более древнему образу Ягве, который сложился некогда в пустыне. И эта постепенная деградация концепции Божества усугублялась на протяжении сменявших друг друга правлений различных племенных шейхов, так называемых Судей.

Обаяние необыкновенной личности Моисея поддерживало в сердцах его последователей увлеченность всё более расширявшимся представлением о Боге. Однако достигнув плодородных земель Палестины, они быстро превратились из пастухов-кочевников в оседлых и в некотором роде степенных земледельцев. Эта эволюция образа жизни и изменение религиозных взглядов требовали более или менее полной перемены в характере их представления о сущности своего Бога Ягве. На первом этапе превращения сурового, грубого, взыскательного и гневного пустынного Бога горы Синай в более позднее представление о Боге любви, правосудия и милосердия евреи почти полностью забыли возвышенные учения Моисея. Они едва не утратили всякое представление о монотеизме; они чуть было не упустили возможность стать жизненно важным связующим звеном в духовной эволюции Урантии, той общностью людей, которая сохранила учения Мелхиседека о едином Боге вплоть до инкарнации посвященческого Сына этого Отца всех существ.

Отчаянные попытки Иешуа сохранить представление о верховном Ягве в сознании соплеменников стали причиной возвещения: «Я буду с тобой, как я был с Моисеем; я не отступлю от тебя и не покину тебя». Иешуа считал, что этому маловерному народу, слишком расположенному к своей древней национальной религии, но нерасположенному идти вперед по пути религии веры и праведности, было необходимо суровое евангелие. Основной мыслью учений Иешуа стали слова: «Ягве — Бог святой, Бог ревнитель; он не потерпит беззакония вашего и грехов ваших». Высшее представление этого времени изображало Ягве как «Бога силы, правосудия и справедливости».

Однако даже в этот мрачный период то и дело появлялись учители-одиночки, провозглашавшие идущее от Моисея видение божественности: «Вы, дети порока, не можете служить Господу, ибо он — Бог святой». «Может ли смертный человек быть справедливее Бога? Можешь ли, человек, быть чище своего Творца?» «Можешь ли ты разыскать Бога? Можешь ли в совершенстве постигнуть Вседержителя? Да, Бог велик, и мы не знаем его. Прикасаясь к Вседержителю, мы не постигаем его».

Под руководством шейхов и священников древние евреи несколько укрепили свои позиции в Палестине. Однако вскоре они скатились к отсталым верованиям пустыни и переняли у ханаанеев их менее прогрессивные религиозные обряды. Им стало свойственно идолопоклонство и вседозволенность, а их представление о Божестве упало значительно ниже египетской и месопотамской концепций о Боге, которые поддерживались несколькими уцелевшими салимскими группами и описаны в некоторых псалмах и так называемой Книге Иова.

Псалмы являются произведением десятка или более авторов; многие из них были написаны египетскими и месопотамскими учителями. В те времена, когда Левант поклонялся природным богам, существовало достаточно много людей, веривших в верховность Эль-Эльона, Всевышнего.

Ни один другой религиозный труд не выражает такой глубокой набожности и такого обилия вдохновенных идей о Боге, как Псалтырь. И читатель смог бы получить большую пользу, если бы, внимательно читая это прекрасное собрание религиозных сочинений, он обращал внимание на источник и хронологию каждого отдельного гимна, исполненного хвалы и поклонения, и помнил о том, что ни один другой сборник текстов не охватывает столь огромного промежутка времени. Псалтырь является изложением различных представлений о Боге, которых придерживались приверженцы салимской религии на всей территории Леванта, и охватывает весь период от Аменемопа до Исайи. В псалмах Бог представлен во всех фазах понимания — от примитивной идеи о племенном божестве до чрезвычайно расширенного идеала более поздних евреев, в котором Ягве изображается как любвеобильный правитель и милосердный Отец.

При таком подходе Псалтырь представляет собой наиболее ценную и полезную подборку религиозных воззрений, когда-либо собранных человеком вплоть до двадцатого века. Боготворящий дух этого собрания гимнов превосходит все остальные священные книги мира.

На протяжении почти трехсот лет свыше десятка религиозных учителей Месопотамии создавали многоликий образ Божества, представленный в Книге Иова. Знакомясь с возвышенным представлением о божественности, которым проникнуто это собрание месопотамских вероучений, вы увидите, что в период духовного упадка Палестины истинное представление о Боге лучше всего сохранилось именно в окрестностях Ура Халдейского.

Обитатели Палестины часто постигали мудрость и вездесущность Бога, но редко — его любовь и милосердие. Ягве этого времени «посылает злых духов для покорения душ его врагов»; он благоприятствует своим собственным и послушным детям, проклиная и сурово осуждая всех остальных. «Он останавливает замыслы злоумных и ловит мудрых в их же ловушки».

Только в Уре появился человек, заявивший во всеуслышание о милосердии Бога: «Он будет молиться Богу и обретет его благоволение и будет с радостью взирать на его лицо, ибо Бог возвратит человеку божественную праведность». Так проповедуется из Ура спасение, божественное благоволение, через веру: «Он умилосердится над кающимся и скажет: „Упаси его от смерти, ибо я нашел, как оплатить его грехи“. Если скажет кто: „Я грешил и изменял правде, и это не принесло мне пользы“, Бог спасет его душу от преисподней, и он увидит свет». Ни разу со времен Мелхиседека не слышал Левант столь громкой и воодушевляющей проповеди спасения человека, как это необыкновенное учение Елиуя — пророка из Ура и священника салимских верующих, представлявших собой то, что осталось от колонии Мелхиседека в Месопотамии.

Так остатки салимских миссионеров Месопотамии хранили свет истины в период разобщения древнееврейских народов вплоть до появления первого из длинного ряда учителей Израиля. Не покладая рук, эти учители создавали одно представление за другим, пока не пришли к идеалу Всеобщего Отца-Создателя всех существ — высшего представления о Ягве.

[Представлено Мелхиседеком Небадона.]