Однако жрецы не могли полностью справиться с волной монотеизма. Всё чаще они были вынуждены объединять своих богов и писать их имена через дефис; египетский пантеон продолжал таять. Эхнатон связал горящий небесный диск с создателем Богом, и этот образ продолжал гореть в сердцах людей, даже жрецов, еще долго после того, как молодой реформатор перешел в иной мир. Идея монотеизма никогда не умирала в сердцах людей в Египте и в мире. Она сохранялась вплоть до прибытия Сына-Создателя того же божественного Отца — единого Бога, поклоняться которому Эхнатон столь страстно призывал весь Египет.
Слабость доктрины Эхнатона заключалась в провозглашении столь прогрессивной религии, что только образованные египтяне могли полностью постичь ее смысл. Простые земледельцы никогда по-настоящему не понимали этого евангелия и потому были готовы вернуться к жрецам — к прежнему поклонению Исиде и ее супругу Осирису, который, якобы, чудесным образом воскрес, после того как был зверски убит Сетом, — богом тьмы и зла.
Учение о бессмертии для всех людей было слишком прогрессивным для египтян. Воскресение было привилегией только царей и богачей; поэтому их тела столь тщательно бальзамировались и сохранялись в гробницах в ожидании судного дня. Однако в конце концов демократичность спасения и воскресения, как тому учил Эхнатон, восторжествовала; впоследствии египтяне стали верить даже в продолжение жизни бессловесных животных.
Хотя попытка этого египетского правителя склонить свой народ к поклонению единому Богу оказалась неудачной, следует отметить, что последствия его трудов ощущались веками как в Палестине, так и в Греции, и что таким образом Египет стал связующим звеном, передавшим как эволюционную культуру Нила, так и богооткровенную религию Евфрата всем последующим народам Запада.
Слава этой великой эры нравственного развития и духовного роста долины Нила начала быстро увядать примерно в то же время, когда стала зарождаться национальная жизнь древних евреев, и после пребывания в Египте эти бедуины унесли с собой многие из учений Эхнатона и увековечили его доктрины в своей национальной религии.
6. САЛИМСКИЕ УЧЕНИЯ В ИРАНЕ
Покинув Палестину, некоторые миссионеры Мелхиседека пересекли Месопотамию и достигли огромного Иранского нагорья. Более пятисот лет салимские проповедники успешно действовали в Иране, и уже вся нация склонялась к религии Мелхиседека, когда смена властителей привела к жестоким преследованиям, фактически положившим конец монотеизму салимского культа. Учение о завете Авраама почти полностью исчезло в Персии, когда в великий век нравственного ренессанса — шестой век до Христа — появился Заратустра, раздувший тлеющие угли салимского евангелия.
Основатель новой религии был энергичным и смелым юношей. Во время своего первого паломничества в месопотамский Ур он познакомился с преданиями о Калигастии и восстании Люцифера, которые вместе со многими другими рассказами оказали огромное влияние на его религиозную натуру. И вот, под впечатлением увиденного в Уре сна, он решил вернуться на свою северную родину и в корне изменить религию своего народа. Он впитал древнееврейскую идею Бога правосудия — представление Моисея о божественности. В его сознании существовала ясная концепция верховного Бога; всех остальных богов он считал дьяволами и низвел их до положения демонов, о которых слышал в Месопотамии. В Уре он познакомился с давним преданием о Семи Главных Духах и, в соответствии с ним, создал плеяду из семи верховных богов во главе с Ахурамаздой; подчиненных богов он связал с идеализацией Справедливого Закона, Благой Мысли, Благородного Управления, Святого Характера, Здоровья и Бессмертия.
Эта новая религия была религией действия, труда, а не молитв и ритуалов. Ее Бог был существом высшей мудрости и покровителем цивилизации; это была активная религиозная философия, которая брала на себя смелость сражаться со злом, бездействием и отсталостью.
Заратустра не проповедовал поклонение огню, однако стремился использовать пламя как символ чистого и мудрого Духа всеобщего и высшего господства. (Печально, но факт, что позднее его последователи и почитали огонь, и молились ему.) Наконец, после обращения в эту религию иранского принца, она стала распространяться мечом. И Заратустра героически погиб в сражении за то, что он считал «истиной Господа света».
Зороастризм является единственной урантийской религией, в которой увековечены даламатийские и эдемические учения о Семи Главных Духах. Хотя это вероучение не создало концепции Троицы, оно в некоторой степени приблизилось к представлению о Боге-Семичастном. Изначальный зороастризм не был чистым дуализмом: хотя ранние учения изображали зло как существующее во времени наравне с добром, оно определенно поглощалось в вечности предельной реальностью добра. Только в последующие времена люди стали верить в то, что добро и зло соперничают на равных условиях.
Хотя традиционные представления евреев о небесах и аде, равно как и доктрина о дьяволах — в том виде, в котором она существует в их священных книгах, — встречались в древних преданиях о восстании Люцифера и Калигастии, в основном они были заимствованы из зороастризма в те времена, когда евреи находились под политическим и культурным господством персов. Подобно египтянам, Заратустра проповедовал «судный день», но он связывал это событие с концом света.
Даже та религия, которая пришла в Персии на смену зороастризму, испытала на себе заметное влияние этого учения. Когда иранское духовенство решило уничтожить учение Заратустры, оно воскресило древнее поклонение Митре. Митраизм распространился на весь Левант и средиземноморский регион и в течение некоторого времени существовал наряду с иудаизмом и христианством. Так учения Заратустры последовательно оставили след на трех великих религиях: иудаизме, христианстве и — через них — на магометанстве.
Однако огромная пропасть лежит между возвышенными учениями и благородными псалмами Заратустры и современными искажениями его учения парсами с их огромным страхом перед покойниками и верой в небылицы, до которых никогда не опускался Заратустра.
Этот великий человек принадлежал к той уникальной группе людей, которая появилась в шестом веке до Христа для того, чтобы сохранить свет Салима — не дать полностью и окончательно погаснуть тому огоньку, который слабым светом светил во мраке мира, указывая человеку путь к вечной жизни.
7. САЛИМСКИЕ УЧЕНИЯ В АРАВИИ
Учения Мелхиседека о едином Боге укоренились в Аравийской пустыне относительно недавно. Так же, как в Греции, салимские миссионеры потерпели неудачу в Аравии потому, что неправильно истолковали инструкции Мелхиседека относительно чрезмерной организации. Однако понятое по-своему предупреждение Мелхиседека — воздержаться от любых попыток распространить евангелие с помощью военной силы или гражданского принуждения — их не остановило.
Даже в Китае или Риме учения Мелхиседека не потерпели такого же полного провала, как в этом пустынном регионе по соседству с самим Салимом. На протяжении еще многих лет, после того как большинство народов Востока и Запада стали исповедовать, соответственно, буддизм и христианство, Аравийская пустыня оставалась такой же, какой она была тысячелетиями. Каждое племя поклонялось своему древнему фетишу, и во многих семьях были свои домашние боги. В течение долгого времени продолжалась борьба между вавилонской Иштар, древнееврейским Ягве, иранским Ахурой и христианским Отцом Господа Иисуса Христа. Ни разу ни одна из этих концепций не смогла полностью вытеснить другие.
В различных местах Аравийской пустыни обитали семьи и кланы, которые придерживались смутного представления о едином Боге. Такие группы свято хранили предания о Мелхиседеке, Аврааме, Моисее и Заратустре. Существовало множество центров, которые могли отозваться на евангелие Иисуса, однако в отличие от уступчивых и изобретательных миссионеров, действовавших в средиземноморских странах, христианские миссионеры Аравийской пустыни были суровыми и непреклонными людьми. Отнесись последователи Иисуса более серьезно к его повелению «идти по всему миру и проповедовать евангелие» и будь они более снисходительны в своих проповедях, менее взыскательны во второстепенных, ими же придуманных социальных требованиях, многие земли с радостью восприняли бы простое евангелие плотницкого сына — в том числе и Аравия.