В Перузии начался голод. Воины Фульвии совсем приуныли.

Пока среди осажденных шли совещания, вступать ли в переговоры, ждать ли прибытия Марка Антония с подмогой, саперы императора воздвигли бастионы и сжали Перузию каменным кольцом. За этим прикрытием осаждающие спокойно сторожили добычу. Высота каменного кольца превышала крепостные стены, и, прогуливаясь по своим бастионам, император мог наблюдать жизнь в осажденном городе.

На стенах Перузии, опоясавшись мечом, в пурпурном плаще полководца и сенаторских сапожках, прогуливалась Фульвия. Ее сопровождала подобострастная свита молодых аристократов.

Люций Антоний предложил начать переговоры. Горожане отвергли его совет. Панический страх перед оборванцами, взявшимися за оружие, оказался сильнее голод.

Желая пощадить ни в чем не повинных жителей и сберечь жизни своих легионеров, сын Цезаря сам послал, мятежному консулу парламентария.

Фульвия заколола копьем посланца Октавиана седовласого ветерана Габиния, еще с Цезарем ходившего за Альпы. Она не забыла, что этот дерзкий старик в Габии на суде легионеров первым предложил считать Люция Антония мятежником. Труп несчастного бросили в крепостной ров. Негодование и ненависть охватили войска императора.

Через бреши, проделанные за ночь в каменном кольце бастиона, поползли, тяжело скрипя, деревянные чудища. Каждое напоминало и таран, и катапульту разом, но их фасады были наглухо забиты крепкими досками.

Люций Антоний велел метать греческий огонь. Однако ветер дул с полей в город. Сырые доски не загорелись, а языки пламени, перелетев за крепостную стену, подожгли тростниковые кровли предместья. Пожар перекинулся в самый город. Перузия запылала. А неуязвимые деревянные чудища вплотную подползали к крепостным стенам. Неожиданно их чрева разверзлись, и по переброшенным мосткам легионеры императора скатывались в город. Под прикрытием длинных македонских щитов они были недосягаемы для стрел и копий.

Битва продолжалась недолго. В предместьях солдаты Октавиана уже громили горящие дома, приканчивали спасшихся от огня жителей.

Напрасно Марк Агриппа метался, пытаясь прекратить избиение невинных. Его призывы к чести и милосердию были бессильны.

Из горящего дома раздался пронзительный девичий вопль. В проеме фронтонного окна показалась девушка. Подол ее одежды лизали язычки пламени.

Агриппа на миг остановился, оборвал лоскут от туники и, замотав низ лица, кинулся в объятый огнем атриум. Он подскочил к одной из колонн и, обжигаясь об накалившийся камень, начал карабкаться вверх.

— Сюда! Сюда! — выкрикивал молодой пицен. — Беги сюда, я тебя сниму!

Она подбежала к самому краю и протянула руки к своему спасителю, но вдруг отпрянула:

— Нет, нет! Бросишь легионерам!

Агриппа узнал Клодию.

— Дура, я сниму тебя и все!

Но Клодия, обезумев от ужаса, бросилась в пламя. Рассыпая рой искр, балки, охваченные огнем, начали рушиться...

Агриппа спрыгнул и, туша на себе загоревшуюся одежду, с трудом выбрался на улицу.

И вдруг перед ним вырос Люций Антоний во главе отряда гладиаторов. Огромный, массивный, он черной скалой надвигался на молодого пицена. Юноша застыл на месте.

— Там Клодия! — Он указал на пылающий дом. — Надо спасти ее, Люций!

— И упустить тебя?! — Люций с мечом наголо ринулся на противника.

Агриппа увернулся и, рухнув наземь, дернул Люция за ноги изо всех сил. Великан упал. Агриппа вскочил на него и, выхватив кинжал, пытался найти между шлемом и панцирем незащищенное горло врага. Но Люций сбросил молодого пицена и, подмяв его, начал душить. Отчаянным усилием Агриппа приподнялся под этой тяжелой тушей и впился зубами ему в горло. Они катались по земле, как два зверя, но Агриппа не разжимал зубов.

Легионеры императора и гладиаторы Люция беспомощно наблюдали за поединком вождей. Помочь было невозможно. Переплетенные тела так и мелькали в пыли. Октавиан, забыв все, выскочил из сомкнутого строя и кинулся на выручку друга. Но легионеры вовремя оттащили своего божка под прикрытие.

Вдруг Агриппа отбросил массивное тело Люция и, весь в крови, поднялся. Увидев гибель предводителя, гладиаторы бросились врассыпную. Из прокушенной шеи консула все еще била черная струя.

Октавиан наконец вырвался от державшего его легионера и подбежал к своему полководцу.

— Ты ранен?

— Нет, но уйдем. Меня сейчас стошнит. — Он пнул ногой огромный труп. — Свинья! Хотел меня задушить!

Прикованная к постели, обессиленная ранами, Фульвия боролась недолго. Направила свою свекровь к Сексту Помпею, заклинала престарелую матрону молить отважного пирата вступиться за дело справедливости, не дать восторжествовать его кровному врагу. Сын Помпея обязан сразить сына Цезаря. Тень Великого грозно взывает об отмщении.

От устья Нила на помощь морскому разбойнику спешил сам триумвир. Клеопатра не поскупилась. Объединенный флот Антония, Помпея и яростного Домиция Агенобарба был снаряжен на славу.

К Брундизию причалили черные паруса пиратов. Этот порт, замыкающий Адриатику, являлся в то же время ключом ко всей Италии, кинжалом, направленным в спину Рима. Кто владел Брундизием, тому ничего не стоило завладеть столицей.

Октавиан осунулся и уже не плакал. Испуганными глазами безмолвно следил за Агриппой. Боялся спрашивать, боялся неосторожным движением рассердить. Забившись в угол, наблюдал, как его полководец работал по ночам. Со всех ног бросался подать воды, переменить вощеную табличку для письма.

Агриппа молча принимал услуги. Только изредка привлекал к себе Бамбино и тихонько дул ему в лицо, чтобы кудряшки разлетались, как на ветру. Октавиан улыбался грустно и благодарно.

Молодой полководец скрыл от своего императора, что вновь набранные рекруты отказались идти против Антония. Хватит с бедняги и тех испытаний, что упали на его хорошенькую головку.

Решительные действия должны были произойти около Брундизия. Город стоял за Октавиана и запер перед Антонием ворота. Антоний начал осаду. Агриппа, как некогда под Мутиной, сжал его кольцом. Но тогда врага стерегли Альпы, а теперь за спинами легионеров императора билось беспокойное море. А на море Секст и Домиций со своими пиратами.

Солдаты не хотели сражаться. Ходили из лагеря в лагерь друг к другу в гости, ругали дураков-полководцев. "Мириться надо", — глубокомысленно изрекал Сильвий.

С ним соглашались все, и даже Антоний. Он искренно горевал о мученической гибели Клодии, но смерть Фульвии обрадовала его. Мешок воспрял духом.

Извещая Октавиана о кончине своей супруги, он рассыпался в извинениях. Брат и жена всегда были его злыми демонами. Боги покарали злодеев, и теперь никто и ничто не помешает союзу сына Цезаря со старым другом его отца. А если император смущен дружбой своего соправителя с морскими разбойниками, то ведь это не больше, чем военная хитрость. Цель Антония — удержать пиратов в границах и следить за ними. Конечно, объединившись, триумвиры смогут перейти к открытым действиям против морских хищников.

В доказательство своей искренности Антоний не желает ничего утаивать от юного друга. Не врагов, а друзей должен опасаться император. Если эти слова непонятны, Марк Антоний объяснит их в беседе с глазу на глаз. Он ждет Октавиана Цезаря как самого желанного гостя.

Сальвидиен Руф был казнен за измену. Антоний выдал его. Неосторожное письмо полководца императора, где Сальвидиен, не веря в победу сына Цезаря, предлагал Антонию вместе прикончить мальчишку, послужило достаточно веской уликой.

Агриппа торжествовал. Пусть Кукла учится отличать друзей от врагов!