Думаю о вас и скучаю. От тебя получил письмо в Париже (открытка) и больше ничего не знаю. Пишу наудачу в Париж — в Лувр: не условились, куда писать. Я здоров и не устал от путешествия. Надеюсь, что вы не трусите, так как теперь ночи лунные. Бедняжка, с завтрашнего дня начинается твоя мука — укладка, потом Париж… Ох!.. Даже не знаю: кто сейчас счастливее — ты или я?!
Да хранит вас бог. Обнимаю, нежно целую, благословляю, люблю. Киру и Игоречка — обнимаю.
Твой Костя
334. Из письма к М. П. Лилиной
1909 — 21/8 Москва
21 августа 1909
Дорогой и бесценный ангел — Маруся!
Начал. Вчера был на репетиции. Настроение довольно сонное. Никто не точит ножей для битвы. Работают добросовестно. Ворчат потихоньку на Лужского. Лужский нервничает, уверяет, что здоров, и ремесленно работает очень усердно 1. Симов ничего не сделал за лето. […] Добужинский прислал три акта, их подделывают 2.
Написано — судя по тому, что я видел в сарае, — прескверно, как театральный маляр. Не могу понять, в чем дело. Присланная мебель — выше всяких похвал. Кто ее делал и расписывал?! Сам ли Добужинский или новый бутафор — не знаю.
Если новый бутафор от Комиссаржевской, то он — талант. Но… ему, несмотря на все хлопоты, не разрешают жить в Москве. То немногое, что прислал Симов, — прескверно. Опять целый пол настлан. Сделана грязь и всякая ненужная лепка. Симов должен был режиссировать — ничего подобного, его и в Москве нет.
…Итак — «Анафема» не в порядке. Вчера все собрались, и была беседа с Владимиром Ивановичем. Дельная и толковая. Книппер приедет только завтра. Москвин уже здесь. Вечером ко мне приехали Москвин, Коонен, Коренева (Верочка), Болеславский и Готовцев (Беляевы) 3.
Горев болен — воспаление слепой кишки.
Прочитали 2 1/2 акта, тоже дельно.
Сегодня я освободил целый день, чтобы справить свои дела, фабрику и контору. Ничего не вышло: и Шамшин и Четвериков — заняты. Сижу на балконе, пишу письмо. Погода теплая, но то гроза, то жара. Когда жара, очень скверно, душно в городе, когда дождь при теплой погоде — хорошо.
Вечером тоже буду свободен, если не приедет Стахович и не назначат заседания.
Сегодня Москвин проходит тона с актерами.
Эти два дня спал плохо и только сегодня догадался. Оказывается, мне поставили не мою кровать из кабинета, а кровать Сулера, на которой он болел месяц. Надо признаться, кровать очень неудобная. Я разругал наших. 6 человек в доме и поленились перенести кровать сверху.
Скучаю без вас. Получил вчера твою открытку от 29-го. Спасибо, люблю, жду с нетерпением.
Как детишки? Как Кира? Обнимаю вас всех. Надежде Борисовне поклон.
Твой весь.
Костя
335*. В. В. Котляревской
4 сентября 1909
Москва
Дорогой друг Вера Васильевна!
Опять не сообразил!.. Оказывается, я и Владимир Иванович с двух сторон бомбардировали Вас телеграммами и заваливали поручениями 1 как раз в то время, когда у Вас в театре работа. Кому же, как не мне, легче понять это состояние: репетиция, тормошня, панихиды, спектакль. Жизни хватает только на театр, когда же к нему примешиваются новые заботы, тогда надо умирать. Как назло, случилось это совпадение. Мне совестно перед Вами и перед Нестором Александровичем, но тем более я ценю Вашу дружбу ко мне и к театру. Спасибо Вам большое за хлопоты, надеюсь, что эта трепотня не очень отозвалась на Ваших нервах. (Ведь я, дурак, не принял в соображение, что для Вас всякая смерть вызывает тяжелые воспоминания. Надо было отвлекать Вас от этого, а я толкал. Простите, я — безмозглый дурак!) Вчера должны были переслать Вам деньги из нашей конторы — в Петербург. (Ба!.. Я совсем дурак. Ведь я переслал Вам 55 р., а надо было 80. Только сейчас сообразил… Ради бога, простите. Вкладываю остаток долга в это письмо, краснею и бью себя по затылку.) Потерял голову… и знаете отчего? Помните, в прошлом году я говорил Вам о творческой сосредоточенности, о круге внимания? Я так развил в себе этот круг внимания, что хожу с ним денно и нощно. Чуть под электричку не попал, у Вас украл 25 р. В нашем кабаре, где в антрактах читают шутовские телеграммы, недавно было получено следующее известие: «Станиславский замкнулся в круг. Пришлите скорее Кирилина (театральный слесарь), чтобы разомкнуть. Лилина». Ходит другой анекдот про меня. Кто-то ко мне подходит и говорит: «Константин Сергеевич, за Вами 15 рублей». Я быстро оборачиваюсь — где?., и начинаю сзади, на полу, искать эти деньги. Пишу все это, чтоб Вас рассмешить.
В театре идут преинтересные пробы. Моя система делает чудеса, и вся труппа на нее накинулась. Разрабатывается целая новая система для школы. Все повернулось шиворот-навыворот. При свидании объясню. Целую ручку и благодарю за дружбу и услугу.
Ваш К. Алексеев
Ничего не пишу о бедной и милой Ольге Николаевне, чтоб не расстраивать Вас. Жму руку Нестору Александровичу. Прилагаю с благодарностью долг — 25 р.
Оказывается, что в письме деньги не пересылаются, а надо отдельно посылать их по какому-то бланку.
336*. Н. В. Дризену
12 сентября 1909
Глубокоуважаемый Николай Васильевич!
Сегодня выехал в Петербург Юшкевич 1. Он повез в цензуру свою новую пьесу с чудесным названием «Господи, помилуй нас!» В тот момент, когда театры начинают испытывать настоящий голод от полного литературного неурожая, появилась пьеса Юшкевича, — я угадываю ее на сцене и бесконечно радуюсь тому, что появился наконец писатель, который широко и как поэт взглянул на жизнь. Какие бы ни были недостатки в пьесе, в ней есть одно большое достоинство — она поэтична и молода по чувствам и темпераменту.
Если Вы поймете нетерпение голодных, Вы извините мне мое обращение к Вам.
Позвольте воспользоваться Вашей добротой и любезностью и, не злоупотребляя ими, просить Вас посодействовать скорейшему разрешению пьесы.
Если это случится скоро, Вы избавите театр от необходимости ставить другие намеченные пьесы, которые приходится играть по необходимости, а не по страсти или увлечению. За такую услугу буду бесконечно благодарен Вам; теперь же, признаюсь Вам, мне очень стыдно беспокоить Вас своей просьбой и отрывать Вас от Ваших многосложных обязанностей. В заключение письма не могу не выразить Вам моей радости и поздравлений по поводу обновления «Ежегодника». Чудесный журнал, чудесное издание 2. Дай бог Вам дальнейших успехов. Не откажитесь передать мое почтение Вашей уважаемой супруге от сердечно преданного Вам и искренно уважающего Вас
К. Алексеева
12 сентября 909
Москва
337. Н. В. Дризену
3/XI 909
3 ноября 1909
Москва
Глубокоуважаемый Николай Васильевич!
Пишу в антракте между актами. Это единственное время, когда я могу заниматься своими личными делами. От 10 [до] 12 у меня ежедневно фабрика — конторские дела. От 12 до 4 1/2 репетиции. От 4 1/2 до 5 прием в театре, от 5 до 7 обед и отдых, от 7 до 11 1/2 — вечерний спектакль или репетиция. После спектакля, до 2 час. ночи, работаю над ролью 1. По воскресеньям и праздникам — два спектакля. Когда же мне писать? Когда мне сосредоточиться и уйти в дорогие для меня воспоминания об Антоне Павловиче? Давно уже я собираюсь, хотя начерно, записать все, что сохранилось в памяти, но, увы, мне это не удалось сделать даже летом.
Моя переписка с Антоном Павловичем совершенно интимная. Все, что касалось постановки и пьесы, он писал Немировичу. Так было условлено.
Ваше письмо я передам Владимиру Ивановичу.
Еще раз пересмотрю всю переписку и, если найдется что-нибудь, пришлю, конечно, с разрешения семьи.
Года два назад я рассказывал все свои воспоминания об А. П. моему помощнику по режиссерству — Льву Антоновичу Сулержицкому. Он их записал и хотел издавать.
