Я отпрыгиваю назад, в ванную, и захлопываю дверь.

— Ты гребаный мудак! — кричу я.

В ответ я слышу глубокий, удовлетворенный смешок.

Я так зла, что меня трясет. Я срываю полотенце с головы и оборачиваю его вокруг тела.

— Это взлом и проникновение! Я вызываю полицию, чертов маньяк!

Следует короткая пауза, а затем из-за двери доносится низкий и глубокий голос Коннора. Кажется, будто он стоит прямо за дверью.

— Ты не собираешься звонить в полицию.

Покраснев, я расхаживаю взад-вперед перед туалетным столиком, глубоко оскорбленная тем, что это животное увидело меня обнаженной.

— О да, собираюсь!

— Табби. Будь разумной. Ты действительно думаешь, что это лучшая идея – пригласить правоохранительные органы в дом женщины, которая однажды взломала мэйнфрейм NASA и перехватила исходный код Международной космической станции? Полицейские из Нью-Йорка, может, и не самые сообразительные, но они одним взглядом окинут твой кабинет и поймут, что имеют дело не с обычным компьютерным гиком.

Этот ублюдок прав. Мой кабинет от пола до потолка забит жесткими дисками, серверами, мониторами, модемами, оборудованием для беспроводных сетей, паяльным оборудованием, отмычками, радиостанциями, криптофонами и всеми остальными инструментами моей профессии. Я всегда тщательно удаляю данные с каждого устройства после выполнения задания, но никогда не знаешь, не решит ли какой-нибудь новичок-полицейский, который хочет заявить о себе, воспользоваться правом на обыск во имя общественной безопасности после 11 сентября.

Я представляю, как Коннор ухмыляется по ту сторону двери, и испытываю сильное желание вонзить топор ему в череп.

— Ты прав. Я не стану вызывать полицию. Но ты только что нажил себе врага. Считай, что охота на Metrix открыта.

Тишина.

Теперь моя очередь ухмыльнуться. Коннор знает, что я могу сдержать свое обещание. Если бы я захотела, я бы взломала всю сеть его компании еще до того, как он понял бы, как я пробралась внутрь.

— Как насчет компромисса?

— Компромиссы требуют, чтобы две стороны шли на уступки, чтобы получить желаемое. У тебя, придурок, нет ничего, что мне нужно.

Коннор усмехается.

— Я когда-нибудь говорил тебе, что мне нравится твой грязный рот?

Боже мой. Я серьезно собираюсь открыть дверь и ударить его по лицу.

Он стучит в дверь.

— Давай, Табби. Обещаю, что больше не буду тебя удивлять, хорошо? Больше не буду появляться без предупреждения, когда ты выходишь из душа. — Пауза. — Хотя должен признать, что видеть тебя обнаженной – это лучшее, что было в моей гребаной жизни. Пирсинг в сосках? Боже правый, это горячо. А это что, татуировка тигра у тебя на животе? — Он снова усмехается, а затем рычит: — Ррр.

Я смотрю на дверь, кровь приливает к моим щекам.

— Я убью тебя голыми руками.

Он нежно поддразнивает.

— Ты любишь меня. Просто признайся в этом, милая. Ты чувствуешь себя живой только тогда, когда выкрикиваешь мне в лицо оскорбления.

Я закрываю глаза, делаю глубокие вдохи через нос и считаю до десяти.

— Как ты вообще так быстро сюда добрался? — спрашиваю я сквозь стиснутые зубы. — Я думала, у тебя встреча в Лос-Анджелесе?

— Пропуск TSA global security, частный самолет и так далее. Кроме того, управление временем – моя суперсила. — Его голос становится тише. — Хочешь узнать, какая у меня еще одна суперсила?

— Нет.

— Я дам тебе подсказку. Это у меня между ног.

Я оглядываю ванную в поисках чего-нибудь острого, чтобы пырнуть его.

Затем замираю, когда дверь распахивается. Коннор прислоняется к косяку, возвышаясь над ним, и протягивает: — Забыла что-то запереть, гениальная девочка?

Я смотрю на него, и я надеюсь, что из моих глаз исходят лучи смерти.

— Я ненавижу тебя. Ненавижу с жаром, подобным тысячи солнц. С силой миллиона тонн ТРОТИЛА. Каждой клеточкой своего существа я…

— Ненавидишь меня, я всё понимаю, — сухо говорит Коннор. — Но ты также считаешь меня в некотором роде милым, верно? — Он подмигивает.

Наглость этого человека переходит все границы. Мой голос дрожит от ярости.

— Убирайся. Убирайся из моего дома. Сейчас же.

Коннор смотрит на меня долгим, взвешенным взглядом.

— Конечно, Pop-Таrts². Но сначала тебе нужно кое-что увидеть. — Он разворачивается и исчезает.

***

Я нахожу его на кухне, прислонившимся к столешнице и спокойно поедающим яблоко, как будто это единственное, что у него есть в расписании до конца недели.

— Ты мне больше понравилась в том, что было на тебе наверху, — замечает он, разглядывая мои мешковатые джинсы и еще более мешковатую толстовку с надписью Nine Inch Nails³.

— Я бы надела защитный костюм, — холодно говорю я, — если бы он у меня был. Мысль о том, что ты видел меня обнаженной, травмирует.

Коннор с хрустом откусывает еще кусочек. Интересно, он нарочно так сложил руки на груди, чтобы продемонстрировать свои нелепые, непомерно большие бицепсы? Они такие большие, что он мог бы быть одним из тех силачей в старомодном цирке, парней в эластичных комбинезонах с леопардовым принтом, поднимающих штанги над головой.

Мне бы очень хотелось поднять штангу над его головой.

— Что такого важного произошло, из-за чего ты только что обрек свою сеть на раннюю смерть?

Он указывает подбородком на ноутбук на противоположной стойке.

— Ты принес мне подарок? Как мило. Но я не принимаю сладости от незнакомцев, которые врываются в мой дом. А теперь убирайся, пока я не вырезала тебе селезенку. Ржавым ножом. Через нос.

Коннор откусывает последний кусочек от своего яблока – моего яблока! – проглатывает и облизывает губы. Ему удается сделать всё это одновременно чувственным и провокационным. Это вызов.

В глубине моего горла зарождается рычание.

Он говорит: — Открой его. Ты можешь убить меня после. — На одной из его щек образуется ямочка.

Я не уверена, что бесит меня больше: то, что он видел меня обнаженной, или то, что мой гнев по этому поводу является источником развлечения.

— Я оставлю тебя в живых ровно на столько, чтобы ты смог оценить мое мастерство в создании метаморфического вируса, который поглотит каждую строку кода в каждой части программного обеспечения, принадлежащего твоей компании. Как тебе это? — Я мило улыбаюсь и направляюсь к ноутбуку.

Открываю его, ожидая увидеть что угодно, но не то, что нахожу, а именно Миранду Лоусон, которая смотрит на меня в прямом эфире.

Отрывистым голосом она говорит: — Табита Уэст. Я Миранда Лоусон.

Вот и всё, что касается подготовки. Я смотрю на Коннора, который кивает на экран, словно говоря: «Обрати внимание».

Я поворачиваюсь к Миранде, элегантной блондинке с ледяным взглядом, похожей на актрису Шэрон Стоун. Прямая и бледная, она сидит за столом в просторном, судя по всему, домашнем кабинете. За ее правым плечом вдоль стены стоят книжные шкафы и фотографии; слева через стеклянную стену открывается потрясающий вид на закат над океаном.

Если она сразу переходит к делу, то и я тоже.

— Я так понимаю, что у вас возникла деликатная ситуация.

Она одаривает меня натянутой, несчастной улыбкой.

— Да. Моя ситуация такова, что мистеру Хьюзу требуется, чтобы вы помогли ему в работе, для выполнения которой я его наняла, и он сообщил мне, что вы отказались.

Стиснув зубы, я смотрю через плечо на Коннора. Он посылает мне воздушный поцелуй.

Я поворачиваюсь обратно к Миранде.

— Правильно.

— Какова причина вашего отказа? — спрашивает она.

Вся эта ситуация начинает меня по-настоящему раздражать.

— Ну, если вы хотите знать, то это, потому что я его презираю.

Она делает изящное легкое движение рукой, как будто отмахивается от мухи.

— Ваши личные чувства к мистеру Хьюзу несущественны.

Я понимаю, почему у этой женщины такая плохая репутация. И понимаю, что высокоинтеллектуальные люди чаще всего оказываются абсолютными неудачниками в плане навыков межличностного общения. Всё, что мне нужно сделать, это взглянуть в зеркало, чтобы понять это. Но я обижаюсь не на это. Меня цепляет высокомерие. Предположение, что то, чего хочет она, важнее того, чего хочу я.