Я бы с удовольствием поспорила и попыталась отстоять свое право на обувь без вкуса, но ясно одно, что от этих чудовищных каблуков меня уже ничего не спасет.
— Это вообще не в моем стиле.
— Зато стильно, Трилби. Идеально для утонченной жены мафиози. Придется привыкнуть к тому, что ты теперь будешь носить…
— Бежевое? — наклоняю голову, глядя на нее с сомнением.
Аллегра закатывает глаза и отступает на шаг, чтобы оценить всю бежевость моего, видимо, нового жизненного колорита.
— Не вся твоя жизнь будет в нейтральных оттенках, — говорит она, прищурившись. — Сегодня похороны, милая. Сегодня ты будешь в черном.
Она вытаскивает из-за спины наряд, в котором разве что вдова из девятнадцатого века согласилась бы лечь в гроб. Хотя, если подумать, в таком, скорее всего, и хоронили. Платье до середины икры, с расклешенной юбкой из накрахмаленного хлопка и блузкой, застегнутой под самое горло.
Я таращусь на Аллегру, чувствуя, как мои брови медленно ползут к линии роста волос.
— Я не надену это, — вырывается у меня. — Оно ни стильное, ни элегантное.
На секунду она смотрит на меня так, будто я ее ударила. И только тогда до меня доходит, что я ляпнула.
— То есть… когда-то, наверно, это и правда было элегантно и модно, просто… ну… сейчас уже не совсем в тренде. Я не хочу этого брака, но хотя бы хочу чувствовать себя комфортно, чтобы произвести нормальное впечатление. Прости, Аллегра.
Она убирает платье обратно в чехол и ворчит себе под нос что-то вроде «для бабушки было бы самое то».
Я, шаркая в этих ужасных туфлях, плетусь к шкафу и достаю черное кружевное платье в стиле сороковых. Оно тоже до середины икры, но с узкой юбкой-карандашом, приталенным лифом, длинными зауженными рукавами и вырезом в форме сердечка. Скромное, классическое и с тонким налетом сексуальности.
Аллегра медленно окидывает платье взглядом сверху вниз и нехотя кивает.
— Встретимся на улице через пять минут. И прекрати пить кофе… — она бросает сердитый взгляд на наполовину пустую кружку на моем столе. — Он делает зубы желтыми. И не смей опаздывать. Это похороны века, и если придется, я притащу тебя туда голую.
Толпы выстроились по обе стороны улицы, пока мы едем к церкви. Атмосфера вызывает странное беспокойство. Кто-то, проходя мимо, склоняет голову и снимает шляпу в знак уважения, а кто-то, наоборот, поднимает бокал граппы1 и отплясывает, будто на празднике.
Нью-Йорк не видел таких похорон уже много десятилетий, особенно если речь идет о члене мафии. Я даже замечаю в толпе одного-двух полицейских, которые весело распевают «Песню Тореадора» — любимую арию Джанни Ди Санто из оперы.
У входа в церковь настроение резко меняется, становится куда более сдержанным. Мы молча выходим из машины и поднимаемся по каменным ступеням. Сера тихо берет меня за руку, и мы вместе входим в распахнутые двери. Мужчина в католическом одеянии направляет нас налево и велит сесть в девятый ряд.
— Я думала, это похороны, а не поход в кино, — шепчет Бэмби у меня за спиной.
— А ты не знала? — с ленцой тянет Тесс своим фирменным монотонным голосом. — Это специальный показ «Крестного отца».
Я сжимаю губы и сохраняю вежливое молчание, но прекрасно понимаю, о чем она. Перед нами сплошное море черных костюмов, черных волос и характерных выпуклостей под черными пиджаками, где за поясами спрятаны пистолеты. Здесь и там сидят женщины, уткнувшиеся в платки, их лица скрыты под черными атласными вуалями.
Я пробираюсь вдоль скамьи и устраиваюсь на самом дальнем краю, подальше от всей этой движухи. Так и задумано. Я хочу оставаться незаметной и скрытой как можно дольше.
Взгляд Аллегры, которой досталось место у прохода, я, конечно же, не упускаю.
Папа проходит вперед и обменивается приветствиями с парой человек в черных костюмах. За все эти годы, пока у него было соглашение с Джанни, я неоднократно сталкивалась с людьми из «семьи», но ни один из них не запомнился мне хоть чем-то.
— О, Господи, — шепчет Бэмби, и тут же получает выговор от Аллегры за то, что помянула имя Господа всуе. Она понижает голос до едва слышного. — Это там… тело?
Мы все смотрим в сторону алтаря, где и правда стоит гроб. Одно из преимуществ четырнадцати лет, Бэмби почти не водили на похороны, куда приглашали нашу семью. Так что открытый гроб, вполне понятный шок.
— Конечно тело, — отрезает Аллегра. — Его семья и близкие захотят с ним попрощаться.
Тесс кривится.
— Но обязательно же пялиться на мертвого, чтобы это сделать?
Бэмби тихо издает сдавленный звук, будто сейчас ее вырвет.
— Ты видишь Саверо? — шепчет Сера у меня под ухом.
Я качаю головой:
— Понятия не имею, как он выглядит.
— Ты что, даже не загуглила своего будущего мужа? — спрашивает она, в полном шоке.
— Нет. У меня не было времени.
Хотя на самом деле времени у меня было предостаточно, один из прелестных побочных эффектов бессонницы на фоне ночных кошмаров, но я просто не в силах взглянуть в лицо своему будущему. Пока нет.
Она наклоняется к моему уху:
— Вон он.
Кровь начинает нестабильно пульсировать в венах.
— Где? Как ты узнала?
— Я его загуглила, — шепчет она. — Хочу знать, с кем моя сестра собирается прожить остаток жизни.
— И?
— Вон там. Справа. Папа как раз к нему идет.
Я прищуриваюсь, всматриваясь в мужчину, к которому направляется папа. Когда он останавливается, мой взгляд скользит к высокой фигуре, стройной, но крепкой. Со спины он похож на любого другого мужчину в церкви, разве что чуть выше остальных. Но стоит ему повернуть голову влево, и я замечаю четкие, резкие черты, прямой римский нос, тяжелые надбровные дуги и полные, но чуть опущенные уголки губ. Он не урод, совсем нет, но и сердце мое при этом не начинает биться быстрее. Хотя… я ведь даже не говорила с ним. Вдруг у него ослепительная личность.
— Он… вполне симпатичный, — говорит Сера, но звучит это как-то натянуто.
— Ага, если тебе по вкусу этот типичный итальянский прикид: костюмчик, гель, ботиночки, — бурчу я и закидываю мятную конфету в рот, чтобы не вылетело чего лишнего.
— Хм, — задумывается она. — Ну, он не такой сальный, как некоторые.
Я снова оглядываю черные костюмы вокруг и чуть наклоняю голову, чтобы разглядеть Саверо под другим углом.
— Это он?
Я оборачиваюсь и вижу, как Тесс уставилась на моего будущего мужа. Верхняя губа у нее скривлена, лицо отвернуто, будто она только что увидела нечто отвратительное. Сдерживать эмоции, точно не ее конек.
— Ну спасибо, Тесс, — бормочу я себе под нос, а Сера тут же толкает ее локтем в бок.
— Ай! — Тесс резко разворачивается к нам, а потом ее лицо меняется. — Простите. Я не хотела, чтобы это выражение стало вслух.
— Тебе срочно нужно научиться быть более выразительной, — говорит Сера и наклоняется ко мне. — У него Солнце в Близнецах. Без времени рождения я не могу просчитать остальную карту, но не удивлюсь, если у него где-то там есть Дева.
— Откуда ты это знаешь?
— Умный, сдержанный. Явный перфекционист.
— А у Близнецов, разве, не раздвоение личности? — шепчу я.
Она не успевает ответить, папа с Саверо одновременно поворачиваются и смотрят в нашу сторону. Кровь приливает к лицу, разливаясь жаром от груди до щек. Я и в лучшие времена терпеть не могу быть в центре внимания, но сейчас ощущаю себя как корова на ярмарке — товар, выставленный на продажу.
В глазах Саверо, когда он прищуривается, глядя в мою сторону, нет ни намека на интерес. Только ледяные осколки, скользящие по мне оценивающим взглядом.
— Черт, — бормочу я. — Он вообще может хотя бы сделать вид, что рад жениться на мне?
Сера кладет ладонь мне на руку.
— Не забывай, это похороны его отца. И теперь он глава самой крупной мафиозной семьи Нью-Йорка. У него наверняка куча всего в голове.
