— Скажите, вы дипломированный психиатр?
Тот недоуменно пожал плечами:
— Нет, но я…
Окружной прокурор почувствовал, что инициатива в ведении судебного заседания перешла к его противнику, и снова вскочил из‑за стола:
— Возражаю, ваша честь! — воскликнул он, правда, на сей раз не формулируя, против чего же именно он возражает.
Тем не менее судья согласилась с ним:
— Ваше возражение поддержано. Мистер… э–э-э… Кэпвелл, вы не должны выдвигать своих личных заключений по поводу показаний свидетеля.
Мейсон вежливо наклонил голову:
— Я понял, ваша честь.
Затем он снова повернулся к Левинсону:
— Каким образом вы пришли к выводу о том, что мог сделать мистер Максвелл, и чего он не мог? Ведь вполне может быть, что мистер Максвелл принимал кокаин по своему собственному желанию, и никто его ему не подсовывал. Такое возможно?
Доктор Левинсон развел руками:
— Тут тяжело сказать что‑нибудь конкретное. Я могу только засвидетельствовать наличие кокаина в организме покойного, а по своей ли воле он его принимал, или кто‑нибудь ввел его в заблуждение, сказав, что кокаин в лекарстве отсутствует, я утверждать не берусь. Тут нужно опираться на здравый смысл.
Мейсон тут же скептически усмехнулся и покачал головой:
— Здравый смысл, — перехватил он фразу свидетеля. — Вы что, обнаружили следы здравого смысла при вскрытии тела покойного? Вы твердо знаете, что у мистера Максвелла был здравый смысл? Вы ведь только что показали, что ему при жизни нравились всякие неприглядные развлечения. Что, это тоже удалось обнаружить при вскрытии?
Помощник прокурора снова попробовал возразить:
— Ваша честь, — уже безнадежным голосом обратился он к судье.
На сей раз миссис Кингстон промолчала. Молчал и доктор Левинсон.
После этого Мейсон удовлетворенно осмотрел скамью, на которой сидели присяжные заседатели, и зал заседаний:
— В таком случае, если свидетелю обвинения нечего ответить, я закончил, ваша честь. У меня больше нет вопросов.
Он гордо удалился к своему столу, опустился на свое место и ободряюще улыбнулся Вирджинии.
Судья Кингстон тяжело вздохнула и, проводив Мейсона осуждающим взглядом, сказала:
— Это будет долгий процесс. Суд затянется надолго, если мне придется в первый же день предупреждать вас о том, как себя вести, господин адвокат. Я вынуждена сделать вам официальное предупреждение: вы не должны заниматься личными препирательствами с представителями стороны обвинения.
Мейсон привстал со своего места и, как бы принимая вину, кивнул:
— Ваша честь, я поступаю так не потому, что у меня есть какие‑то личные счеты с мистером Мессиной, а потому, что пытаюсь доказать нелепость его обвинений. Если вам кажется, что этот заочный спор носит какой‑то персональный характер, то я готов принести свои извинения помощнику окружного прокурора мистеру Мессине.
Судья удовлетворенно кивнула:
— Я принимаю ваши извинения, мистер… — она снова запнулась, — …Кэпвелл. Если у вас больше нет вопросов к доктору Левинсону, то я попрошу пригласить сюда второю свидетеля обвинения.
Мейсон уселся на свое место, в очередной раз с неудовольствием отметив, что его фамилия в этом городе ни на кого не производит должного впечатления, а потому ее всегда забывают.
После всех формальностей и процедур, помощник окружного прокурора провел нового свидетеля к его креслу и, подождав, пока тот усядется, обратился к нему с первым вопросом. Это был доктор Роберт Белтран — немолодой, но молодящийся, поджарый, крепко сложенный мужчина в элегантном сером костюме и удачно подобранном в тон ему галстуке.
— Где вы работаете? — спросил Мессина. Белтран сложил руки на груди и спокойно ответил:
— Я работаю в больнице имени Альберта Швейцера.
Белтран держался вполне уверенно. По всему поведению этого человека было видно, что он привык общаться с людьми и не боялся аудитории.
— В каком конкретно отделении больницы имени Альберта Швейцера вы работаете? — уточнил Мессина.
— В отделении скорой помощи.
— Вы работали вечером пятого июня нынешнего года?
После секундного размышления Белтран кивнул:
— Да, я в этот вечер работал в приемном покое.
Помощник окружного прокурора подошел к деревянному барьеру, за которым в кресле сидел свидетель обвинения, и, опираясь на локти, снова обратился к Белтрану:
— Вы принимали больного Лоуренса Максвелла?
Белтран мгновенно ответил:
— Да. Я прекрасно помню этот случай.
— По какой причине покойный Лоуренс Максвелл попал в приемный покой отделения скорой помощи больницы имени Альберта Швейцера?
— Отравление кокаином.
Мессина обернулся и многозначительно посмотрел на скамью для присяжных заседателей. Затем, снова вернувшись к свидетелю, он спросил:
— Мистер Максвелл обсуждал с вами обстоятельства этого отравления?
Белтран немного помолчал, словно смущенный этим вопросом:
— Да, обсуждал, — как‑то неуверенно ответил он и после небольшого замешательства продолжил. — Как раз перед приходом в суд я перечитал свои записи для того, чтобы воспроизвести рассказ мистера Максвелла как можно точнее. Судя по моим записям, пациент в тот вечер сказал, что с ним это произошло впервые и что он больше никогда не будет пробовать кокаин.
— Вот как? — протянул помощник прокурора. — Хорошо, вы не могли бы описать нам его состояние: как он себя чувствовал, как выглядел?
Белтран на мгновение задумался:
— В общем, это была довольно печальная картина. У него была масса тревожных симптомов: гипополексия, то есть высокая температура, обычно связанная с кокаиновым отравлением, повышенное кровяное давление, сердечная аритмия, одышка и в то время, пока я его осматривал, у него начался приступ, весьма похожий на эпилептический. Мне пришлось даже обратиться за помощью к санитару, дежурившему вместе со мной в тот вечер.
Помощник окружного прокурора задумчиво потер подбородок:
— Скажите, а при кокаиновом отравлении всегда присутствует именно такая совокупность симптомов?
Белтран развел руками:
— Ну, в общем, я не могу так сказать, — неопределенно ответил он, — но все дело в том, что этот больной был особенно уязвим для воздействия кокаина, и я считал, что ему просто повезло, что он вернулся живым домой.
— А вы сказали ему об этом, доктор Белтран? Тот мгновение помедлил с ответом:
— Я сказал ему, что если он еще раз попробует кокаин, то это будет равносильно самоубийству.
После этих слов доктора Белтрана помощник окружного прокурора обвел зал взглядом победителя и обратился к своему сопернику Мейсону Кэпвеллу:
— Ну, что ж, у обвинения больше нет вопросов к свидетелю Роберту Белтрану. Теперь ваша очередь, защитник.
Мейсону ничего не оставалось, как признаться:
— У меня тоже нет вопросов.
Он понимал, что сейчас ничего из сказанного доктором Белтраном не может пойти на пользу его клиентке, и что каждый его вопрос лишь принесет ей вред. Положение вновь становилось угрожающим. Мейсон стал замечать, что присяжные заседатели переходят на сторону обвинения, все больше и больше настраиваясь против Вирджинии Кристенсен.
Судья продолжила заседание:
— Если вопросов к свидетелю Роберту Белтрану больше нет ни у обвинения, ни у защиты, — объявила миссис Кингстон, — тогда свидетель может покинуть зал заседаний. Я попрошу занять место следующего свидетеля обвинения. Это бывшая секретарша покойного Лоуренса Максвелла — Кэтлин Фримен.
После принесения присяги на библии и соблюдения всех прочих формальностей место свидетеля за барьером заняла немного перепуганная и, очевидно, именно по этой причине чрезмерно разукрашенная косметикой бывшая секретарша Максвелла миссис Фримен.
— Итак, мистер Мессина, можете приступить к допросу свидетельницы, — распорядилась судья Кингстон.
Обвинитель расстегнул пиджак и, поправив галстук, подошел к Кэтлин Фримен:
— Вы видели мистера Максвелла за день до того, как он умер, миссис Фримен?