— Не бойся, Мейсон, ни один из моих сюрпризов не доставит тебе неприятных минут. Я обещаю тебе только хорошее.

Он никак не откомментировала эти слова Вирджинии, по–прежнему не осмеливаясь посмотреть ей в глаза.

С напускным равнодушием Мейсон разглядывал через мокрое лобовое стекло залитую водой мостовую и редких прохожих, торопившихся укрыться где‑нибудь от застигнувшего их дождя.

— Куда мы поедем? — наконец, спросил он.

В его голосе было нетрудно разобрать волнение.

Вирджиния как‑то странно улыбнулась и пожала плечами.

— Не знаю, наверное, домой. Впрочем, тебе решать.

Мейсон осторожно высвободил свою руку и, повернув ключ в замке зажигания, завел машину. Дав мотору немного прогреться, он сказал:

— Тогда — домой.

Она сделала вид, как будто ожидала именно такого ответа.

— Домой так домой. Но я должна тебя предупредить — у меня не совсем обычный дом.

Мейсон несколько натянуто улыбнулся.

— Ну, это не удивительно. Я уже успел привыкнуть к тому, что ты сама не совсем обычная женщина. Было бы странно, если бы ты жила в каком‑нибудь бетонном курятнике посреди Манхэттэна…

Она добродушно улыбнулась.

— Между прочим, раньше я жила именно в таком, как ты выражаешься, «бетонном курятнике». У меня была галерея на Сорок седьмой стрит в Нью–Йорке прежде, чем я переехала сюда. Это был первый этаж небоскреба, а квартира у меня была на десять этажей выше. Кстати, оттуда открывался вполне приличный вид на Манхэттэн. Я люблю это место. А ты?

Мейсон надолго задумался.

— Не знаю, — наконец, пожал он плечами. — Честно говоря, меня всегда удивляли эти жители бетонных джунглей, у них какой‑то особенный менталитет. Я провел в Нью–Йорке довольно много времени, но не могу похвастаться тем, что раскусил характер жителей этого города.

Вирджиния снисходительно улыбнулась.

— Я могу сказать тебе, в чем секрет их обаяния. Именно за это мне нравятся жители Нью–Йорка и сам Нью–Йорк. Они — самые закоренелые горожане на всей Земле. Других таких нигде нет ни в Шанхае, ни в Мехико, ни в Бомбее. Коренные ньюйоркцы — это люди, которые не знают, что такое земля. Вот и все. В этом и есть весь их секрет. Они выросли и живут на асфальте или бетоне и обладают совершенно особенной романтикой. Вот за это они мне и нравятся.

Мейсон благоразумно решил промолчать. В рассуждения о природе Нью–Йорка и особенностях городской жизни он не хотел сейчас влезать, потому что вообще боялся Вирджинии.

Он чувствовал, что поддается ее очарованию и даже не может спорить с ней. Ему сейчас хотелось только соглашаться.

— Так где твой дом? — спросил он, переводя разговор на другую тему.

— Поехали, я покажу дорогу. Только, пожалуйста, не пугайся того, что увидишь.

Мейсон снова промолчал и, включив скорость, выжал педаль сцепления.

Машина долго ехала вдоль извилистого берега не очень широкой речушки, впадавшей в океан.

Вирджиния, которая была в этот вечер немногословна, показывала дорогу.

Наконец, автомобиль остановился на краю города.

Дом Вирджинии на самом деле был необычен — он стоял на воде, возвышаясь над ней как сказочный замок.

Мейсону сразу же понравились огромные окна и необычная покатая крыша.

Сюда не докатывались волны прибоя, и атлантические штормы не могли нарушить покой этого дома, стоявшего на погруженных в воду гигантских надувных резиновых подушках. К двери с улицы вел дощатый помост, по бокам которого горели небольшие фонари.

Мейсон помог Вирджинии выйти из машины и, захлопнув дверцу, следом за ней пошел по гулкому помосту. С его лица не сходило восторженное выражение.

— Я ни разу не был ни в одном из подобных домов, хотя часто видел их и проезжал мимо… — не скрывая своего восторга, сказал он.

Она обернулась и с мягкой улыбкой взяла его за руку.

— Ничего страшного. Вот сейчас и посмотришь, — многозначительно сказала она. — Пользуйся случаем.

Перед самой дверью Вирджиния остановилась и, пошарив в кармане плаща, достала оттуда ключ.

Мейсон смотрел, как она возится с замком, как открывается дверь и вечерний ветер подхватывает огромные полупрозрачные занавески…

Вирджиния вошла в дом и, обернувшись, недоуменно посмотрела на нерешительно топтавшегося у порога Мейсона.

— Заходи, что же ты медлишь? — сказала она с улыбкой.

Он тяжело вздохнул и опустил голову.

— Мне кажется, что это будет не совсем удобно, — словно пересиливая желание войти, сказал Мейсон.

Вирджиния вдруг стала оглядываться по сторонам, будто проверяла, нет ли рядом с ними соглядатая.

— А почему?

— Все‑таки я — твой адвокат. И, если нас увидят вдвоем наедине — это наверняка будет неправильно истолковано. Вот что я имею в виду, оставаясь на пороге и не заходя в дом.

Но Вирджиния не успокаивалась. Она шагнула к Мейсону и взяла его за руку.

— И все‑таки… Ты же видишь, что никого вокруг нет, за нами никто не следит. Что же страшного случится, если ты войдешь ко мне в дом? По–моему, это вполне естественно — адвокат навещает свою подзащитную… Ну, в самом деле, не в тюрьме же им это делать!.. Слава богу, что у нас пока есть такая возможность! Еще не известно, как все сложится дальше.

Мейсон хмуро усмехнулся.

— Вот именно. Поэтому я и не хочу нарываться на лишние неприятности.

Она недоуменно пожала плечами.

— По–моему, было бы гораздо страшнее, если бы кто‑нибудь увидел нас с тобой в аптеке. А здесь…

Но Мейсон был настроен решительно.

— Нет, Вирджиния, — покачав головой, сказал он. — Спокойной ночи…

Высвободив свою руку из ее ладоней и повернувшись спиной к Вирджинии, он зашагал по гулкому настилу. Сначала он шел быстро, но потом стал постепенно замедлять шаги и, в конце концов, остановился.

Вирджиния по–прежнему стояла в дверях дома, провожая его неотрывным взглядом.

Когда Мейсон обернулся, он увидел ее силуэт в дверном проеме.

— Мейсон… — тихо сказала она.

— Что?

Вирджиния молчала. Тогда Мейсон сделал несколько шагов в ее сторону.

— Тебе страшно оставаться одной? — тихо спросил он. Она несмело улыбнулась.

— Если ты мне скажешь, что я не должна бояться, я поверю и не буду.

Как бы стряхнув с себя оцепенение, Мейсон воскликнул:

— Вирджиния, мы еще покажем им, кто мы такие! Мы выиграем это дело! Пусть они нас боятся!.. Нам бояться нечего…

Развернувшись, он вновь уверенно зашагал по настилу к берегу.

Таинственно улыбаясь, Вирджиния смотрела ему вслед. Но, когда он сел в машину и покинул набережную, ее лицо стало серьезным. Она вновь подозрительно осмотрелась по сторонам, прикрыла дверь и задернула шторы на окнах.

Первое заседание суда Бриджпорта по делу об обвинении Вирджинии Кристенсен в смерти Лоуренса Максвелла. Публика и репортеры в нетерпеливом ожидании. Судья Флоренс Кингстон начинает процесс. Помощник окружного прокурора обращается к чувствам присяжных. Мейсону приходится туго. Первый свидетель обвинения — судебно–медицинский эксперт. Результаты вскрытия свидетельствуют о наличии в теле покойного следов наркотика. Кокаин попал в организм Лоуренса Максвелла вместе с аэрозольной суспензией против насморка. Употребление наркотиков вместе с лекарствами могло спровоцировать смерть больного миллионера. Перед смертью Лоуренс Максвелл был прикован наручниками к спинке кровати.

В огромном здании Верховного суда, который в городе все называли «Дворцом правосудия», шло первое заседание слушанья дела Вирджинии Кристенсен, обвинявшейся в убийстве миллионера Лоуренса Максвелла.

Об интересе публики к этому делу говорили заполненные места в зале суда и огромное количество народа, которое толпилось на галерее вместе с многочисленными корреспондентами и репортерами.

Поскольку снимать в зале суда было запрещено, все они держали блокноты и карандаши, приготовившись стенографировать ход судебного заседания. Кое‑кто принес с собой диктофоны, однако полицейские, расхаживавшие между рядами, бдительно следили за тем, чтобы нарушители установленных в суде правил не смогли воспользоваться незаконно пронесенной аппаратурой.