Лучи света пробивались сквозь жалюзи большого окна и крошились в цветном стекле пепельницы.
Мейсон выпустил в потолок ровное кольцо дыма и проводил его взглядом.
Мария улыбнулась и тоже попыталась выпустить дым кольцом, но ничего из этого не получилось, женщина только закашлялась и засмеялась.
— Я так и не научилась по–настоящему курить, хотя вы с Диком меня учили.
Мейсон, услышав имя Дика, промолчал. Мария почувствовала, что сказала что‑то не то. Она перестала смеяться.
— Что‑то случилось, Мейсон?
— Нет, я просто задумался, хотя, да, случилось. Ведь я приехал к тебе после стольких лет, разве это не событие? — Мейсон попытался улыбнуться, но его улыбка получилась какой‑то вымученной и испуганной.
— Конечно, событие, — воодушевилась Мария, — у меня вообще в доме редко бывают гости, разве что зайдет кто‑нибудь из школьных преподавателей. А так, только дни рождения, праздники, а они случаются не так уж часто.
— Да, радостных дней в жизни намного меньше, чем печальных, — спокойно заметил Мейсон, сбрасывая пепел в глубокую пепельницу.
Сигарета Марии соскользнула с края стеклянной пепельницы на стол, и женщина вскрикнула. Она подхватила окурок и быстро раздавила его о дно.
— Ты так боишься пожара? — спросил Мейсон.
— Да, это прямо‑таки какое‑то сумасшествие, я лишь только выхожу из дому, сразу же начинаю думать, выключила ли плиту, погасила ли окурок. Я не могу подолгу находиться вдали от дома, мне всегда кажется, что тут что‑нибудь загорится… Правда, смешно? — спросила Мария, заглядывая в глаза Мейсону.
— Нет, совсем не смешно, — ответил мужчина, затягиваясь сигаретой.
Огонек почти касался его пальцев, и Мария испуганно смотрела на руку Мейсона.
— Ты сейчас обожжешь пальцы! — предупредила его Мария.
— Что? — Мейсон посмотрел на свою руку, — ах, да, в самом деле, сигарета кончилась, а я забыл ее погасить.
— Ты мне что‑то хотел рассказать, но потом я сбила тебя своими расспросами.
Мейсон стал серьезным.
— Мария, Дик Гордон хотел к тебе приехать.
— Ты что‑то от меня утаиваешь, Мейсон, и боишься говорить, — вновь вернулась к начатому разговору Мария.
— Да, мне это очень тяжело сказать.
— Почему тяжело? Случилось несчастье? Трагедия?
— Да, Мария. Знаешь, почему я приехал к тебе?
— Интересно, что же ты скажешь, — Мария настороженно улыбнулась.
— К тебе должен был приехать Дик.
— Дик? — Мария изумленно вскинула брови.
— Да, Ричард Гордон собирался навестить тебя, но я сделал это за него.
— С ним что‑то случилось? — предчувствуя недоброе, женщина опустилась на стул.
— Да, случилось… Его больше нет.
— Он что, погиб? — как бы угадала женщина.
— Да, он летел в этом чертовом самолете.
— Так он разбился…
— Нет. Он не разбился, он умер от сердечного приступа.
— А ты откуда знаешь, Мейсон?
— Мы были с ним вместе, вдвоем. Мы летели по делам. Дик приехал ко мне и вытащил меня из Санта–Барбары, вытащил из того кошмара, в котором я пребывал. Мы сели в самолет — и вот, в самолете, случилась эта трагедия.
— Самолет разбился.
— Да, он разбился, но Дик, к счастью, этого не видел, потому что это очень тяжело вынести.
— Я понимаю, — на глазах Марии заблестели слезы.
— Сейчас уже не стоит плакать, это ни к чему. Дика мы уже не вернем. Единственное, что мы можем сделать, так это помнить о нем. У меня остался его кейс, который тебя так удивил. А у Дика остались жена и сын.
— Я слышала, что Дик стал преуспевающим адвокатом, я читала о нем в газетах, видела его портрет. Это он выиграл то нашумевшее дело с фальшивыми деньгами.
— Да, Мария, и не только то дело. Он выиграл очень много процессов, он был одним из самых талантливых адвокатов, которых я когда‑либо знал.
— Господи, какое несчастье!
— Да, он уже никогда не приедет к тебе, никогда не обнимет меня и не предложит работать вместе с ним… Я ужасно устал, Мария, — как бы опомнившись, произнес Мейсон, и страшная усталость навалилась на него тяжелой ношей.
Женщина участливо поднялась со своего стула, положила руки на плечи мужчины.
— Мейсон, может ты приляжешь у меня, останешься, немного отдохнешь?
— Нет, я не могу, я должен попасть в Сан–Франциско, ведь там Саманта и сын Дика. Я должен с ними встретиться и обо всем рассказать им.
— Нелегкая у тебя задача.
— Я думаю, кто‑то уже скажет, так что я не буду первым.
— Да, я сочувствую Саманте, сочувствую ребенку, хотя никогда их не видела.
— Саманта славная женщина, она сильная, — и Мейсон поднялся из‑за стола.
— Ты куда сейчас? Мейсон пожал плечами.
— Вначале поеду в отель, потом полечу в Сан–Франциско.
— Что? Полетишь? Может я ослышалась?
— Нет, я полечу на самолете.
— На самолете? Но ведь ты только что пережил такой ужас, такой кошмар!
— Знаешь, меня теперь уже ничто не испугает и мне стало совершенно все равно.
— Мейсон, одумайся, зачем тебе все это? Может, проще сесть на поезд или поехать на автомобиле? Так будет надежнее и спокойнее.
— Нет, Мария, ты ничего не понимаешь.
— Что ж, — женщина пожала плечами, приподнялась на цыпочках и поцеловала Мейсона в губы.
Но это был совсем другой поцелуй. Он был трогательный и нежный. Скорее, так могла поцеловать мать своего ребенка.
Мейсон, подумав об этом, немного горестно улыбнулся.
— Так куда ты сейчас? — вновь спросила Мария.
— Поеду в отель.
— В отель? А почему ты не хочешь остановиться и переночевать у меня?
— Нет, я хочу побыть в одиночестве.
Мейсон неспеша надел пиджак и вышел на крыльцо. Мария не решалась больше подойти к нему. Она следовала в двух шагах сзади.
— Я еще к тебе вернусь, — бросил через плечо Мейсон и спустился по ступенькам.
Мария так и осталась стоять, прислонясь плечом к деревянной колонне. Она смотрела, как Мейсон открывает машину, как машет рукой, как отъезжает.
Ей хотелось остановить его, задержать, утешить, пожалеть, но Мария не могла выдавить из себя ни одного слова. Слезы наворачивались на ее глаза и медленно катились по щекам.
Вдруг машина резко остановилась, и Мейсон, открыв дверцу, выглянул.
— Мария!
— Что? — женщина бросилась по выложенной бетоном дорожке к улице.
— Я оставил у тебя кейс Ричарда Гордона.
— Я сейчас его принесу, — Мария уже бросилась было назад к дому.
— Стой, не нужно, пусть он остается у тебя, я за ним обязательно вернусь.
Женщина застыла, как вкопанная.
— Ты не шутишь, Мейсон? Ты еще появишься?
— Я никогда не шучу.
— Но когда это будет? Снова через двадцать лет?
— Нет, я думаю скоро, намного раньше, — Мейсон улыбнулся, захлопнул дверь и, уже опустив стекло, крикнул:
— У меня будет повод вернуться к тебе.
Но Мария уже не услышала этих слов. Их заглушил шум заводимого двигателя.
ГЛАВА 7
Интересы агентов ФБР. Мейсон соблюдает юридические формальности. Мейсона называют супермужчиной. Поцелуй через стекло. Десять минут, которые длиннее вечности. Почему смерть пахнет медом?
Неизвестно, сколько бы еще спал Мейсон, разметавшись на широкой кровати в своем номере, если бы в дверь не постучали.
Сперва мужчина даже не понял, что его разбудило. Он лежал и смотрел на белый потолок, где вертелись лопасти огромного вентилятора.
«Где я? Что со мной?» — подумал Мейсон.
Но тут стук повторился.
«Ах, да, я в отеле».
Мейсон пробормотал что‑то непонятное, но стук вновь повторился.
— Какого черта! — крикнул мужчина, подымаясь с кровати. — Я никого не жду. Кто там? — спросил он, заворачиваясь в простыню.
Но из‑за дверей ему никто не ответил, лишь трижды постучали.
— Сейчас открою, — проворчал Мейсон, механически глянул на руку, но только тут вспомнил, что часы потерял во время катастрофы, а на руке увидел уже запекшийся шрам. — Сейчас открою!