Тот вновь склонился перед ним.

— Встань, сын мой.

Мейсон исполнил просьбу священнослужителя.

— Я вижу, ты уже немолод и очень много пережил.

— Да, святой отец, я действительно уже немолод.

— Но душа твоя еще жива, если ты нашел дорогу к храму.

Мейсон Кэпвелл стоял в проходе и озирался по сторонам.

В неверном свете он видел высокие витражи, возле колонн высились статуи епископов с длинными посохами в руках, со сводов на него смотрели детские улыбающиеся головки ангелов, осененные крыльями, и грозные лица сивилл.

— Возьми вот это, сын мой, — священник протянул Мейсону Кэпвеллу тяжелые истертые четки.

Мейсон с благодарностью припал губами к сухой руке священника.

— Спасибо, святой отец.

— Когда тебе будет тяжело, — промолвил священник, — они тебе помогут. Ты вспомни эту ночь, вспомни, как ты нашел дорогу к Богу. Ведь ты же не собирался в храм?

— Нет, не собирался, святой отец, — признался Мейсон Кэпвелл.

— Бог сам привел тебя сюда, — священник наставительно поднял указательный палец вверх.

Мейсон Кэпвелл проследил за этим движением и увидел большой треугольник на своде храма с всевидящим оком Господним.

Потом он осмотрелся.

Сквозь витражи пробивался свет беспокойного города и они казались живыми, они переливались, меняли форму и цвет. Они вибрировали в пространстве и казалось, весь собор наполнен их присутствием, шорохом одежд, звуками, дыханием людей, прошедших через эти своды.

И Мейсон Кэпвелл больше не чувствовал себя одиноким, он осознавал себя частью огромного правильного мира, созданного Господом. Он больше не считал себя хозяином положения, а лишь песчинкой, маленькой, но очень нужной в этом огромном космосе.

Он сжимал в руках каменные четки и чувствовал их прохладу, они придавали ему уверенность, уверенность в спасении, они наполняли его душу спокойствием.

И Мейсон Кэпвелл благодарно посмотрел на священника. Тот, как будто ничего между ними не было, обернулся и направился к алтарю, где вновь преклонил колени и принялся спокойно молиться. Мейсон слышал его неторопливый голос, тихие слова отчетливо звучали под сводами храма.

— Господи, я благодарю тебя за то, что ты привел под эти своды еще одного грешника и помог ему найти дорогу. Благодарю тебя за тот свет, который ты пролил на него. И еще я благодарю тебя за то, что ты вновь явил свое присутствие и показал свою силу, за то, что ты снова и снова убеждаешь меня в своем величии, за то, что ты помогаешь страждущим обрести веру.

Мейсон Кэпвелл, чувствуя себя уже лишним в храме, медленно удалился.

Но у самого порога он вновь остановился, словно какая‑то невидимая сила задержала его. Он преклонил колени и поцеловал холодный истертый камень пола.

Мейсон медленно ступал по высоким истертым ступеням лестницы, залитой лунным светом. И больше этот свет не казался ему призрачным и мертвенным. Он был полон жизни, пусть пока еще неясной и робкой, но он был, как свет надежды, пролитый в его душу Господом.

Он сел за руль, прижал четки к лицу и заплакал. Горячие слезы касались холодного камня, и Мейсон Кэпвелл никак не мог заставить себя сдержать рыдания.

Наконец, он успокоился, откинул голову на изголовье и взглянул на себя в зеркальце. Оттуда на него смотрело абсолютно незнакомое ему лицо: нет, черты были прежними, но выражение глаз…

Мейсон давно не помнил себя таким, его лицо казалось омытым дождем.

— Хорошо, что я пришел сюда — как‑то абсолютно буднично произнес он, садясь в машину и поворачивая ключ в замке зажигания.

Жизнь возвращалась в накатанную колею, но из нее Мейсону Кэпвеллу предстояло выбраться, и в этом уже никто не мог ему помочь ничем. Только он сам должен был сделать решительный шаг и выбраться из замкнутого лабиринта.

«Сколько еще я буду блуждать в потемках? — подумал Мейсон. — Но должен же быть где‑то выход? Он ждет меня, сегодня я увидел свет, и теперь моя душа готова к борьбе. Она готова ко всему: к страданиям и радости. Главное — я сам не изменюсь в зависимости от обстоятельств и уже ничто не может меня сломить».

Мейсон запустил двигатель и медленно поехал по улице. И странное дело — он сразу же понял, куда ехать. Через пару минут он оказался на одной из центральных улиц, и его автомобиль, набирая скорость, помчался к новой жизни.

Память не дает Мейсону покоя. В любом маленьком городе можно найти недорогой мотель. Сознание возвращается к Мейсону, хоть и с некоторыми трудностями. "Салон красоты" Сэма Бумберга с радостью встречает редкого посетителя. Прощай, средний Запад! Мейсон пользуется излюбленным способом передвижения американских студентов.

Эту страницу жизни Мейсон Кэпвелл вспоминать не любил. Во всем, что случилось с ним тогда, он мог винить только себя. События, приведшие к такой неожиданной развязке, с полной определенностью можно было бы назвать детективом.

Однако Мейсон не мог и предположить, что все обернется именно так. Он знал, что рано или поздно ему придется вскрыть этот полированный до блеска металлический чемодан с кодовыми замками. Его погибший в авиакатастрофе друг детства в качестве адвоката вел дела нью–йоркского миллионера Лоуренса Максвелла. Если бы Мейсон несколько опрометчиво — по крайней мере так оказалось в результате — не пообещал разобраться с делами мистера Максвелла, возможно, мы никогда не узнали об этой истории. Однако, что сделано, то сделано, и отступать было некуда.

Мейсон долгое время пытался уговорить самого себя, что стальной кейс может подождать еще. Однако каждый раз, когда он брал Е руки отполированную до зеркального блеска стальную коробку, его мучила совесть за неисполненное обещание.

Всякий раз, берясь за новое дело в качестве заместителя окружного прокурора со стороны защиты, он давал себе слово не поддаваться эмоциям. И всякий раз, особенно последнее время, эмоции подводили его. Чувства вырывались наружу, не давая довести начатое до конца. Так было в случае с обвинением Дэвида Лорана в убийстве его жены Мадлен. Мейсон пытался апеллировать суду присяжных заседателей, налегая на чувства, однако в результате это привело лишь к проигрышу дела. Дэвид Лоран был оправдан и вместе с Шейлой Карлайл покинул Санта–Барбару. Долгое время никто не знал, куда они отправились, однако затем кто‑то из журналистов повстречал их в Сан–Франциско. Очевидно они все‑таки решили соединить свои судьбы.

Так часто бывает — смерть одного человека приводит к тому, что другие начинают новую жизнь.

Однако то, что произошло с Дэвидом Лораном и Шейлой Карлайл в Сан–Франциско, заслуживает отдельного описания. А сейчас необходимо вернуться к Мейсону Кэпвеллу, для которого, равно как и для Дэвида и Шейлы, смерть Мэри Маккормик стала какой‑то точкой отсчета в его новой, полной неожиданностей и открытий, не всегда приятных, жизни.

Чтобы прийти в себя после авиакатастрофы, в которую он угодил вместе со своим другом, Мейсон обратился к апробированному и хорошо знакомому способу — алкоголю. Количество выпитого им за те несколько дней, которые последовали за смертью Мэри Маккормик, было вполне соизмеримо с объемом спиртного, которое он поглотил за всю предыдущую жизнь. Однако на этом для него отнюдь не закончилась тесная дружба со спиртным. То, что Мейсону пришлось пережить позднее, потребовало не менее героических усилий в борьбе, а порой и в сотрудничестве с зеленым змием. Поскольку капиталы, которыми он сейчас располагал, приходилось тратить, в первую очередь, на продукты перегонки злаковых растений, то наиболее подходящим местом жительства оказался для Мейсона мотель.

Если говорить совершенно откровенно, то ни название мотеля, ни города, в котором он был расположен, ни даже штата, где он оказался, Мейсон не мог бы вспомнить даже под страхом смерти. Ему трудно было бы определить и количество времени, которое он провел в этом непрерывном, сменяющимся лишь тяжелыми периодами забытья, оторванном состоянии. Возможно, прошло несколько дней, возможно, неделя, а может быть, две — постоянно застилавший глаза мутный туман не позволял ему осознать, где он находится и что будет дальше.