Все было готово к началу заседания.

Собравшиеся в зале переговаривались, выдвигая самые разнообразные версии случившегося и делая предположения об исходе слушания.

Здание суда было построено в конце прошлого века, как, наверное, и большинство административных зданий в этом небольшом городе. Такой огромный дворец больше подошел бы для Чикаго или Бостона. Его размеры свидетельствовали о том безграничном уважении, которое жители Бриджпорта питали к закону и правосудию. Огромные высокие своды, украшенные лепниной, толстые дорические колонны, множество скульптур говорили о том, что архитектор строил дворец правосудия по примеру Парфенона.

В самом зале заседаний была старая резная мебель, тяжелые балюстрады. Голос секретаря суда, казалось, тонул в этом великолепии, пришедшем в этот зал из прошлого. Секретарю пришлось повысить голос до крика, чтобы собравшиеся, занятые кроме всего прочего еще и собственными разговорами, услышали его:

— Прошу всех встать! — прокричал секретарь. — Судебное заседание начинается! Председательствует судья Флоренс Кингстон.

Он показал рукой на только что вошедшую в зал заседаний из боковой комнаты высокую темнокожую женщину, облаченную в судейскую мантию. Она медленно прошествовала на свое место и, с достоинством усевшись в кресло, дождалась, пока все присутствующие в зале тоже займут свои места. Наконец, все угомонились, и судья, дождавшись, пока в зале установится полная тишина, сказала, обращаясь к присутствующим:

— Дело, к рассмотрению которого мы сейчас приступаем, носит явно скандальный характер. Поэтому я не потерплю никакого неповиновения аудитории. Если вы хотите присутствовать на заседаниях, то настоятельно рекомендую вам хранить полное молчание.

По залу, где скопилось множество любопытствующих, прошел шепоток неудовольствия, но судья вновь обвела строгим взглядом присутствующих и резким взмахом руки установила полную тишину:

— Господа, вы должны понимать, что я сейчас нахожусь в очень сложном положении. Но ничего не поделаешь — если хочешь работать в цирке, то должен уметь вертеться на трапеции.

Судья выдержала паузу, как бы ожидая, что кто‑нибудь в зале возмутится и его можно будет выставить за дверь, но все присутствовавшие на судебном заседании благоразумно хранили полное молчание. Разумеется, всем было безумно интересно, чем же закончится этот процесс, и никто не собирался рисковать, чтобы не быть раньше времени изгнанным из дворца правосудия.

Судья с некоторой долей разочарования из‑за того, что зал беспрекословно повинуется, повернулась к Терренсу Мессине:

— Вы готовы, господин обвинитель?

Помощник окружного прокурора одернул пиджак, поправил галстук и поднялся из‑за стола:

— Разумеется, ваша честь.

Он гордо прошествовал к скамье, на которой сидели двенадцать присяжных заседателей — наиболее достойных граждан Бриджпорта, которые были избраны для того, чтобы решить судьбу обвиняемой Вирджинии Кристенсен.

— Итак, — объявила судья Кингстон, — вначале мы выслушаем сторону обвинения.

Терренс Мессина подошел к скамье присяжных, оперся двумя руками о дубовые перила, выбрал глазами лицо немолодой женщины, явно морально устойчивой и пуританского мышления, и обратил всю страсть своей обвинительной речи именно к ней:

— Уважаемые господа! Надеюсь, всем вам известны обстоятельства этого дела. Мистер Лоуренс Максвелл был одним из самых уважаемых граждан нашего города. Никто никогда не мог обвинить его в каких‑либо противоправных действиях, либо в нелояльности к властям. Несколько дней назад Лоуренс Максвелл скоропостижно скончался. К сожалению, обстоятельства, которые выяснились в ходе предварительного рассмотрения этого, дела, приводят нас к выводу о том, что в смерти мистера Максвелла виновата не только всесильная природа.

Помощник окружного прокурора сделал небольшую паузу, как бы набираясь сил для основной части обвинительной речи:

— Лоуренс Максвелл совершил, как оказалось, роковую ошибку, — продолжил Мессина. — Он влюбился. Он влюбился в безжалостную, расчетливую женщину, которая интересовалась пожилыми мужчинами с больным сердцем и с большим счетом в банке.

Удовлетворенный первым впечатлением, которое ему удалось произвести на присяжных заседателей, Мессина повернулся к скамье, где вместе со своим адвокатом сидела Вирджиния Кристенсен, и театральным жестом указал на нее:

— Вы видите обвиняемую, — после эффектной паузы заявил он. — Это — Вирджиния Кристенсен. Пока она только обвиняемая. Но по мере того, как мы предоставим дополнительные доказательства, вы увидите, что она не просто обвиняемая, она — орудие убийства. Что я этим хочу сказать?

Помощник окружного прокурора вышел на середину зала и, высоко подняв вверх руку со сжатым кулаком, воскликнул:

— Если я ударю вас, и после этого вы умрете, то я являюсь причиной вашей смерти. Но можно ли назвать меня орудием убийства? — патетически вопросил он, повернувшись к судье. — Ответ утвердительный. А Вирджиния Кристенсен — смертельное орудие. Обвинение докажет, что она соблазнила Лоуренса Максвелла, манипулировала его чувствами, корыстно использовала его любовь, в результате чего он переписал завещание и оставил ей восемь миллионов долларов. Она настаивала на все более и более интенсивном, изнуряющем сексе, отлично зная, что у него тяжелая сердечная болезнь. Ее метод не сработал быстро, и тогда она решила тайком прибегнуть к кокаину. Его сердце не выдержало испытания таким смертоносным сочетанием — секс и кокаин. Вирджиния Кристенсен получила то, чего так упорно добивалась. Да, она красивая женщина, но когда процесс закончится, вы увидите, что она ничем не лучше ножа, пистолета или любого другого оружия, используемого как инструмент смерти. Она убийца! И убийца худшего сорта — убийца, которая выдавала себя за любящую подругу.

Последние слова помощник окружного прокурора обратил к залу, к журналистам, чьи перья старательно скрипели о листы блокнотов, записывая его слова.

Во время своей речи он расхаживал, решительно сжимая кулаки и потрясая ими над головой. Он то и дело бросал гневные взгляды на Вирджинию, которую в мыслях уже осудил и приговорил к длительному сроку заключения.

На своего соперника — адвоката Мейсона Кэпвелла — помощник окружного прокурора Мессина поглядывал с явно выраженным ехидством. Мейсон сидел рядом со своей клиенткой, низко опустив голову, и старался не смотреть в сторону помощника окружного прокурора. Только сейчас Мейсон понял, что испытывает адвокат в самом начале судебного заседания, когда любой аргумент стороны обвинения еще выглядит, как истина в последней инстанции. Обвинитель всегда получал определенную фору перед адвокатом, поскольку выступал первым и создавал таким образом у присяжных заседателей первую и, как потом часто оказывалось, главную эмоциональную картину.

Терренс Мессина сладострастно упивался собственной речью, слова которой гулко разносились под высокими сводами зала. Он был явно удовлетворен той реакцией, которую уловил среди напряженно молчащей публики. По залу временами пробегал почти физически ощутимый ток негодования, ярости и отвращения к красивой молодой женщине, которую он, помощник прокурора округа, обвинял в умышленном и изощренном убийстве.

Когда он закончил свою речь и в последний раз посмотрел на заполненный зал заседаний, на его лице было написано глубокое отвращение к гнусному убийце, выбравшему своим орудием такие изощренные и извращенные средства, как секс и наркотики.

Однако судья Флоренс Кингстон относилась с одинаковым вниманием как к речам прокурора, так и к речам адвоката. Она на своем веку уже успела наслушаться всяких речей, и перед ее глазами прошли куда более страшные убийцы, чем эта стройная белокурая женщина, сидевшая напротив нее.

Вирджиния Кристенсен казалась невозмутимой. Ее не слишком взволновали выспренные речи помощника окружного прокурора. Во всяком случае Мейсон, который сидел рядом с ней, чувствовал себя куда напряженнее — для него это был первый процесс, который он проводил на противоположной стороне зала суда. Сейчас он был готов провалиться под землю, быть смятенным цунами или шквальным ветром, лишь бы не слышать этих гневных слов обвинения, лихорадочно размышляя, как вывернуться из сложившегося положения.